А МСУ не пробовали? На башкирское общество надвигается социокультурная катастрофа

Башкирское общество и модернизация: между традицией, архаикой и развитием 
Современное башкирское общество переживает сегодня крайне болезненную социальную трансформацию, вызванную переходом от аграрного, традиционного образа жизни к обществу городской культуры. На наших глазах фактически завершается огромный исторический период, начавшийся с момента советской модернизации и окончившийся (условно) в 2010 г. с демонтажем «авторитарного режима М. Рахимова».

Запаздывающий характер урабанизационного перехода делает этот процесс, в виду его неорганичности, не только болезненным, но конфликтным, что требует особого внимания, учитывая, что башкиры являются четвертым по численности (после русских, татар и украинцев) народом Российской Федерации.

На сегодняшний день количество башкир в мире составляет около 2 млн человек. В России, по данным переписи 2010 года, проживает 1 584 554 башкир, из них 1 172 287 — в Башкортостане. Республика является национально-территориальным образованием, в котором сосредоточены основные духовные, культурные и интеллектуальные силы коренного народа РБ. Таким образом, проблема политического и социально-экономического развития башкирского этноса была и будет одним из главных факторов, оказывающих мощное влияние на общественно-политические и социальные процессы в регионе.

Происходящие сегодня в башкирском обществе кризисные процессы крайне трудно понять и тем более адекватно описать, поскольку они в основном протекают в плоскости социальных трансформаций, а сами изменения носят больше социокультурный, экзистенциональный характер. К примеру, если человек из крестьянской семьи, проживающий на селе в течение своей жизни постепенно поднимаясь по социальной лестнице, со временем становится директором школы или переселяется из деревни в райцентр, это никак не затрагивает и не меняет его базовые ценности. Однако совершенно другой характер социальная мобильность приобретает в случае перемещения из деревни в крупный мегаполис, тем более, если она носит массовый характер. Этот радикальный фазовый переход, связанный с качественными, структурными изменениями общества, зачастую приводит к резкой дезадаптации представителей как «верхних» (элита), так и «нижних» этажей любого социума. Однако сложности переходного состояния, которые носят объективный характер можно достаточно сильно нейтрализовать или смягчить, если у национальной элиты (которая обычно сама легко усваивает модернизационные ценности) есть желание и главное понимание необходимости назревших перемен.

К сожалению, в настоящий момент башкирская элита явно недооценивает масштаб и глубину происходящих процессов, поскольку социум не просто перестает быть аграрным, но и фактически стоит перед реальной перспективой потери своей национальной идентичности в ближайшем будущем. Дело в том, что модернизационные перемены, которые протекали в советский период как позитивного, так и негативного плана практически не задевали базовых, традиционных структур башкирского общества. В этом и была главная специфика «консервативной модернизации» СССР. Даже урбанизация коренного населения БАССР, которая постепенно шла в рамках советского проекта, не подрывала ее идентичности, поскольку само государство выступало некой институциональной формой для всех субъектов советского традиционного общества.

Крайне специфичной была и форма модернизации, которая шла в постсоветский период. Закрытый авторитарный режим М.Рахимова, сформировавшийся под давлением политизированной этничности при всех своих недостатках также пытался реформировать сложившуюся в регионе систему, не ломая при этом основ башкирского традиционализма. Используя методы советского этатизма, правящий режим стремился проводить типично консервативные реформы, сохраняя структуры аграрного общества (главным образом в башкирском Зауралье) и одновременно опираясь на мощное сельское лобби в процессе государственного управления регионом. Однако этот процесс был внутренне противоречивым, поскольку с одной стороны действительно удалось на время смягчить разрушительные последствия неолиберальных реформ в аграрном секторе, искусственно поддерживая колхозную систему внутри республики. С другой – блокирование социально-экономических перемен на локальном уровне привело в итоге к доминированию архаических форм хозяйствования и фактически ввергло эти территории в разряд депрессивных (а это треть территории РБ). Постепенно с деградацией сельского хозяйство сошла на нет и аграрная элита РБ, во всяком случае ее статусно-ролевое положение на селе резко упало; иерархия традиционного общества оказалась сломанной, фактически исчезла в ходе оттока социально активной молодежи и прослойка сельской интеллигенции, то есть то, что с таким трудом было «выращено» за годы советской модернизации. В какой-то степени это означает, что башкирская деревня доживает сегодня последние дни…

В настоящее время ситуация в этом вопросе зашла настолько далеко, что даже особые усилия власти реформировать эти территории путем принятия специальных госпрограмм (например программа «Развития Зауралья») не только не дают положительного результата, но и политизируют и без того социально дезориентированное население этих районов (преимущественно башкирское). Происходит это по причине того, что если стратегия «старой» власти была выстроена в парадигме жесткого этатизма, то новая политика Рустэма Хамитова исходит в основном из логики экономикоцентризма, что также указывает на односторонность, неорганичность модернизационных перемен инициированных сегодня властью в республике. Если брать субрегиональный уровень, то это, как показывает практика, зачастую ведет лишь к уничтожению не только «больных», но и «здоровых» структур аграрного традиционализма. Государственная машина, не имея сдерживающих противовесов в виде «гражданского общества», традиционно ведет себя как слон в посудной лавке. Хотя местная власть в этих вопросах должна быть политически гибкой, исходить из стратегически обоснованных глубоко продуманных реформ, а не бросаться из одной крайности в другую.

О том, что искусственно блокируя реформирование структуры региона, Башкирия осталась далеко позади других субъектов Федерации говорит тот факт, что на сегодняшний день удельный вес сельского населения в РБ во много раз превышает эти показатели в соседних регионах (например, в Татарстане эта цифра держится на уровне 25 %, что не мешает, однако, татарской правящей элите уверено развиваться в рамках именно «консервативной модернизации»). Соответственно республика заметно отстает, к примеру, от темпов роста зарплат в других регионах страны. Комментируя эту ситуацию, Рустэм Хамитов отметил следующее: «Мы понимаем причины такого отставания. Здесь, в этих цифрах, нас «тянет вниз» село, агропромышленный комплекс, где особенно низка́ производительность труда, невысокие зарплаты и в целом уровень доходов. При этом у нас велик удельный вес живущих в сельской местности – 40 процентов. В Российской Федерации эта цифра – 23-24 процента, а у нас – 40 процентов. Это в полтора раза больше, чем в среднем по России. Республика занимает третье место по численности занятых в сельском хозяйстве, уступая лишь Краснодарскому краю и Ростовской области. А мы знаем, что доходы сельчан в среднем в два раза ниже доходов жителей города» [5].

О чем это говорит? О том, что ближайшей перспективе удельный вес сельского населения РБ по объективным причинам будет, скорее всего, стремительно уменьшатся. Хорошо это или плохо - покажет время, однако учитывая, что более 50% башкир является деревенским, это автоматически потянет за собой новую волну урбанизации, а значит, может резко возрасти и уровень конфликтности в региональном сообществе, вновь возникнут все условия для нового витка политизации этничности. Учитывая, что модернистская прослойка в башкирском обществе до сих пор крайне незначительна, и, в виду своей малочисленности, не может, как показывает практика, ни смягчить давление архаики, ни модернизировать его культуру, это может привести к активизации самых крайних форм башкирского традиционализма.

Говоря об этих проблемах нужно иметь в виду, что сама специфика городской жизни порождает принципиально новые вызовы социокультурного плана, игнорирование которых может вызвать в итоге масштабные всплески деструктивной активности как, например, это уже было с «движением за суверенитет» в конце 1980-х годов. Ведь тогда, несмотря на то, что коренное население БАССР не испытывало явного социально-экономического кризиса, актуализированные башкирской интеллигенцией проблемы «возрождения родного языка», «повышения политического статуса республики» и др. резко сплотили людей вокруг темы «этничности», став своеобразной защитной реакцией на разрушение институтов советского традиционализма и… очередной волны урбанизации. Что вполне закономерно, поскольку данные процессы напрямую связаны между собой.

Таким образом, по мере того как башкирское общество все больше будет становиться городским, а роль деревни, как основной базы традиционализма, наоборот уменьшатся – проблема национальной идентичности станет одной из главных задач выживания в суровых условиях капиталистической действительности. Городской образ жизни, который уже не регулируется традицией, не только усугубит проблему атомизации общества, но потянет за собой и более глубокий кризис - кризис идентичности (в данном случае его точнее назвать кризисом этнической идентичности) то есть потери человеком или социальной общностью ориентации в историческом, политическом или социальном пространстве. Как отмечают современные исследователи, этот кризис характерен именно для демократических (городских) обществ, ее не знают аграрные общества, где проблема социализации жестко регламентируется вековой традицией, традиционными ценностями [Ахиезер,2001, с. 34].

Когда аналогичные процессы (разрушения этничности) начались у народов Западной Европы, европейская культура сумела ответить на это созданием либеральной концепции буржуазных наций-государств. Суть ее заключалась в подавлении локального этнического национализма и формировании унифицированного гражданского национализма [Вишневский, 1998, с. 356].

Нация в данном случае становилась суперэтническим образованием, которое в дальнейшем освободила индивида от этнической, природной ограниченности и приобщила к более сложным национальным ценностям и нормам. Формирование национальной культуры с этого момента стала пониматься как выбор своего исторического пути и специфический способ приобщения к мировым ценностям и достижениям, как вхождение в цивилизационный процесс. По сравнению с этнической культурой национальная культура обладает более развитой, многоуровневой и дифференцированной структурой. В ее состав входят не только традиционно-бытовая, но и профессиональная культура, а наряду с обыденными - специализированные области культуры. Нации представляют собой сложные общности, включающие различные социально-классовые, социально-профессиональные, социально-демографические группы, образующие соответствующие субкультуры [Хрох, 2002, с.124].

Принципиально другим путем шло развитие евразийской цивилизации, где этнический национализм, использовался в качестве одной из главных подпорок российской государственности (и в имперский, и советский периоды истории).

Мощь и сила притяжения этничности такова, что в кризисных условиях именно эта форма идентичности становится наиболее эффективным механизмом политической мобилизации. Однако опасность в том, что она потенциально содержит в себе противоречие - на крайних полюсах этничность легко доходит от шовинизма (как идеология этнической исключительности), до открытого сепаратизма (в условиях ослабления Центра). Положительным полюсом этнического национализма является здоровый патриотизм, на который в свою очередь опирается идейный традиционализм. Таким образом, и традиционализм, и крайний национализм (шовинизм), прямо противоположны друг к другу, хотя это, в сущности, лишь разные полюсы единого феномена.

По мере того как в ходе урбанизации (шире – либеральной модернизации) естественный традиционализм и институты связанные с ним постепенно разрушаются, общество становиться бесструктурным, соответственно как ответная реакция на эти болезненные явления общество отвечает ростом фундаменталистских и ультранационалистических настроений. Проблема современной Европы, с массовыми выступлениями антиглобалистов, леворадикалов, нацистов, экологов и др. – это проблема именно разрушенного традиционного общества, на обломках которой маргинальные субкультуры пытаются соединиться через толпу в некие сообщества, на основе солидарных связей. Эти же причины создали условия для возникновения немецкого фашизма, современного украинского неонацизма, в целом характерны для многих постсоветских государств, чьи народы сегодня переживают схожий социокультурный кризис, вызванный варварским разрушением институтов советского традиционализма.

Рассмотрим теперь данную проблему в контексте развития современного башкирского общества. Как уже указывалось выше, одной специфических черт авторитарного режима М.Рахимова было то, что эта система сформировалась под давлением политизированной этичности, однако попытка квалифицировать ушедший режим как этнократию является грубой ошибкой. Несмотря на то, что он действительно содержал в себе установку на этнократию, тем не менее, его основной базой всегда был аграрный традиционализм.

Однако в этом вопросе гораздо важнее понять, что в ходе огосударствления этничности, которая шла на протяжении 20 лет (1990-2010 гг.) политическая система РБ постепенно стала своеобразным каркасом, собирающим и структурирующим башкирское общество. Соответственно, как только произошел его демонтаж в 2010 г. эти механизмы были разрушены, а само традиционное общество пришло в хаотическое, «броуновское движение». Как болезненная реакция на этот процесс сразу же возникла нездоровая политическая активность среди башкирских национальных организаций. В башкирском обществе наблюдается заметный рост фундаменталистких (исламских) религиозных настроений; среди башкирской молодёжи усилились хоть и малочисленные, но радиально настроенные националистические организации. И эти процессы со временем будут, скорее всего, только нарастать. Что неудивительно поскольку, таким образом, башкирское «традиционное общество» пытается адаптироваться к резким социальным и политическим переменам.

Это хорошо видно на примере исламской уммы РБ, внутри которой в настоящий момент возникло множество конкурирующих течений. Несмотря на что, по доктринальным установкам они порой достаточно сильно различаются между собой, с точки зрения социологии за этим явлением лежит, прежде всего, попытка традиционалистского сознания опереться на религиозную идентичность, которая в условиях хаоса модернизации предлагает непротиворечивую и целостную картину миру. Задает нормы поведения в десакрализованном и в противоестественном (в трактовке верующих) социальном пространстве. Другими словами это все тот же синкретизм человека традиционного общества, который стремится увидеть и объяснить атомизированный современный мир, объединив рациональную и психоэмоциональную сферу сознания. Соответственно, как и любая «идеология», исламская идентичность стремится усилить свое воздействие сугубо рациональными (светскими) методами, давая свою интерпретацию политическим, социально-экономическим событиям из истории башкирского народа, то есть как и любое философско-мировоззренческое учение пытается найти свою опору в прошлом. В этих процессах крайне сложно разобраться, поскольку до сих пор неясно, что стоит за исламизацией башкирского общества? Что это – восстановление традиции, или все-таки новый виток архаизации.

Многие проблемы, с которыми столкнулось сегодня башкирское общество, являются прямым следствием процессов протекавших в 1990-2010 гг. К примеру, привыкшее жить под патерналистским «зонтиком» государства, основная масса его представителей отвергало любые необходимые перемены, хотя они постепенно вызревали внутри общества. В этом желании ей всячески потакала рахимовская правящая элита, сама состоящая в основном из представителей аграрного лобби. В итоге все закончилось не только болезненным демонтажем режима, но и резкой модернизацией «сверху», которую сегодня достаточно последовательно проводит окружение Р.Хамитова.

Хотя уже под занавес рахимовского режима в башкирской элите возникли группы, которые постоянно писали о необходимости провести назревшую модернизацию политсистемы РБ, работали в этом направлении. К примеру, аналитики, группировавшиеся вокруг сайта «Традиционалистов Башкортостана», предлагали окружению экс-президента осуществить под контролем государства плавную либерализацию гражданской сферы, сделать упор в ходе рекрутации в правящую элиту на управленцев горожан, сменить модель экономического развития региона, а не консервировать отживающие формы советско-плановой экономики. Словом всё то, что сегодня реализовала новая власть в лице Р.Хамитова, который в отличие от своих предшественников, внимательно читал статьи традиционалистов, о чем он как-то признался у себя в блоге…

В результате в настоящий момент, даже не имея мощной поддержки со стороны региональной элиты, позиции новой власти можно считать вполне устойчивыми, во всяком случае, те огромные усилия, которые сегодня предпринимает «старая» элита для возвращения своего утраченного статуса пока не приносят ей нужного результата.

Казалось бы, это лишь вопросы внутриэлитных политических разборок и они напрямую не касаются поднятой нами проблемы. Однако главное просторечие этой ситуации в том, что инициированные Р.Хамитовым реформы идут вне рамок «консервативной модернизации» и фактически без активного участия основной массы башкирской элиты, которая могла бы в других условиях не только усилить этот процесс, но и смягчить его тяжелые последствия для носителей сельского менталитета. Однако вместо того, чтобы консолидироваться перед новыми вызовами, она сегодня погрузилась в глубокую череду перманентных расколов одним из отражений которого являются, например, постоянные скандалы в Всемирном Курултае башкир. Хотя ситуация с ним вполне объяснимая: нежелание старшего поколения членов Исполкома ВКБ постепенно дать дорогу молодым, то есть собственно проблема модернизации, привела к тому что там к настоящему времени практически не осталось активистов 20-30 и даже 40 лет. С культурологической точки зрения невозможность модернизации систем такого типа как раз и означает полное торжество архаики, поскольку последняя в отличие от традиции не поддаётся конструктивным изменениям [Буранчин, 2011, с. 45]. Такое положение сложилось в исторической науке, в структурах Академии наук РБ, литературе, и в других сферах так или иначе связанных с башкирским миром.

В результате такого развития дел это не только спровоцировало острый конфликт между старшим и молодым поколениями, но и привело к тому, что башкирская молодёжь «ушла» сегодня в различные Интернет сообщества, спорт, бизнес и т.д., то есть практически не проявляет себя в общественно-политической сфере. И это не совсем нормально, поскольку для формирования устойчивой национальной идентичности, нужна субъектность основанная на общей политической и исторической мифологии, на коллективном действии.

На фоне постепенного ухода социально активной башкирской интеллигенции, которая объективно многое сделала в эпоху «парада суверенитета» для своего народа, отсутствие даже слабых признаков формирования новой элиты является тревожным сигналом, поскольку вакуум, который скоро возникнет с уходом «стариков» нечем будет заполнить. Сегодня существуют разрозненные элементы, из которых могла бы сложиться новая, молодая башкирская интеллигенция, но они пока никак не могут соединиться в единую политическую субъектность. Таким образом, на башкирское общество надвигается социокультурная катастрофа, масштабы и последствия которой еще только предстоит понять.

Вопросы, связанные с модернизацией нельзя игнорировать, что нужно наконец-то понять башкирской элите, поскольку, в конечном счете, реформирование все равно происходит, но только через болезненный слом и не всегда дает положительные результаты. К примеру, если проанализировать конфликты, которые возникли в течение последних четырех лет (с БСТ, ВКБ, Союзом писателей РБ, учреждениями культуры и др.), то во всех случая можно выделит одну и ту же закономерность. Вначале обвинения в отсталости, несовременности, разговоры о необходимости менять работу организации и т.д. Второй этап – понимание, что изменений не будет, явная стагнация. Третий этап – приходит новый руководитель, начинает революционными методами ломать все подряд, в том числе и то, что нарабатывалось годами. В итоге вместо реформирования структуры – окончательное разложение организации (как это вышло, допустим, с ВКБ после смены четырех председателей за 4 года).

Говорит ли все это о том, что башкирское общество обреченно каждый раз решать проблему модернизации только через резкие сломы, расколы, разрушения? По всей видимости, оно обречено на данном этапе своего развития пережить полосу тяжелых внутренних расколов и противостояний, прежде чем башкирская элита не осознает, что только научившись договариваться на основе общенациональной консолидации можно будет выйти на уровень органичного решения модернизациях проблем башкирского народа. Пока же в этом направлении позитивных изменений нет.

Влияние традиции на башкирское общество настолько велико, что институты, связанные с ним практически невозможно модернизировать. На наш взгляд, это говорит о том, что лучше всего в этих условиях не стремится к их реформированию порождая тем самым жесткое противостояние между «старым» и «новым», а пытаться, где это возможно, создавать новые структуры, освобождаясь тем самым от груза архаики.

Такое положение в целом ведет к тому, что в настоящий момент даже группы традиционалистского толка внутри башкирского политического сегмента вынуждены брать на себя несвойственные им функции. Так, например, вся работа сайта «Традиционалистов Башкортостана – РБ ХХI век», от названия портала до содержания статей, носит ярко выраженный модернистский характер, что в какой-то степени просто нонсенс.

Резкий фазовый переход вызванный урбанизацией, одновременно разрушение этничности и прежних традиционных структур закономерно ведет деэтнизации основной массы народа. Можно сказать, что этот процесс носит объективный характер, поскольку в ходе освоения сложного городского пространства, с его динамикой и ритмом жизни, происходит изменение аксиологических ориентаций городского человека. Инструментальные ценности выталкивают ценности этнические на периферию человеческого бытия, начинают мешать осваивать новый для него и сложный мир. Одним из первых жертв данной трансформации становится родной язык. Что хорошо видно на примере башкир горожан второго и третьего поколения, в том числе и детей видных представителей башкирской интеллигенции, в массе своей не только не знающих родного языка, но еще и бравирующих этим незнанием. Поскольку башкирский язык в их представлении ассоциируется с деревней, отсталостью, архаикой. Поэтому достаточно часто можно услышать от городских башкир: «А зачем нужен башкирский язык? какая от него польза? пусть лучше ребёнок изучает английский, он в жизни больше пригодится…». Это как раз говорит о том, что утилитарные и инструментальные ценности уже вытеснили и стерли этнические маркеры у новых горожан.

Однако проблему потери позиций башкирского языка можно частично нейтрализовать, если последовательно и гибко провести политику его окончательного огосударствления. Вряд ли это решит проблему коренным образом, тем не менее, это один из наиболее эффективных механизмов защиты созданный европейскими государствами в процессе нациестроительства. Пока же башкирский язык не является престижным даже для представителей молодой башкирский элиты (тем, кому не более 45 лет), и думать что эта ситуация со временем изменится – утопия чистой воды.

На сегодняшний день городских (фактически русскоязычных) башкир можно отнести к модернизированной прослойке занимающей «верхние» и «средние» этажи башкирского общества. Их также по социокультурным характеристикам можно поделить на две группы. Первая - это те, кто сделал свою карьеру, поднялся вверх по социальной лестнице, используя в основном этнические привилегии (иногда их уничижительно называют «профессиональными башкирами», что не совсем верно и этично по отношению к ним). Во вторую группу входят те, кто в ходе своей жизнедеятельности стал специалистом в своем деле, полностью реализовался как личность. К сожалению, многие представители этой группы нигилистически относятся к культуре своего народа, считают ее отсталой, архаичной, а в большинстве - просто безразличны к его проблемам. Это указывает на то, что их «современность» носит неполноценный, незрелый характер, поскольку они, в отличие, скажем, от продвинутых европейцев не воспринимают родной язык, этнокультуру как ценность. Органичность европейской модели модернизации в том и заключалась, что там, в ходе глубинных социальных трансформаций, не произошло резкого разрыва с традицией, а модернизационные ценности плавно переварили ценности этнические, традиционные [Костюк]. Фактически таким же образом произошел этот переход и в японском обществе, где традиционная система ценностей стала основой незападной формы модернизации.

На эти негативные явления в башкирском обществе оказывают сильное влияние и процессы глобализации, которые поставили под угрозу не только национальную культуру малочисленных народов, но и мощных наций-государств. Действительно кто будет смотреть башкирское кино, когда интенсивная информатизация российского общества дала доступ к гигантской коллекции мировых фильмов? Кто будет слушать башкирскую деревенскую эстраду, когда перед тобой высококачественная европейская поп и рок музыка? Тоже самое с литературой, национальным театром и другими видами искусств. Понятно, что национальная культура не выдерживает этой конкуренции, и городские башкиры на личном уровне делают выбор не в ее пользу, хотя и могут на словах транслировать и подчёркивать приверженность к своей этнонации.

В культурной сфере сегодня также требуются определенные перемены, что, тем не менее, вовсе не означает, что, допустим, башкирский кинематограф должен перестать снимать фильмы на деревенскую тематику. Необходимо органично осваивать все жанры, и критерием в данном случае может быть только качество продукции. В конце концов, сумел же С.Параджанов переложить этно-фольклорный материал на «язык» и образы высокого искусства. Однако здесь проблема в том, что недостаточно просто создавать культурные артефакты должен быть и тот кто будет смотреть эти фильмы. Но для этого и должна возникнуть общность связанная единой национальной идентичностью [Хрох, 2002, с.122]. Соответственно нужно используя мировой опыт и конструктивистские механизмы приложить совместные усилия по строительству современной башкирской нации. Необходима четко зафиксированная общественная установка, направленная на уменьшение локальной и возрастание универсальной составляющей, мегатренд от локализма к универсализму.

Сегодня нужен плавный, но радикальный поворот в национальной культуре, политической и духовной сфере. Башкирская элита обязана проделать работу, направленную на унификацию культуры с помощью внедрения общих стандартов идентичности. Особая роль в этом процессе принадлежит средствам массовой информации (СМИ), формирующим общественное мнение, коллективные вкусовые предпочтения, стереотипы поведения, моду, модели образа жизни и ценности. Ошибочно искусственно поддерживать только деревенскую башкирскую культуру, когда общество давно перестало быть аграрным.

В заключении хотелось бы сказать о следующем. Завершить, начавший еще в советский период, процесс нациестроительства невозможно без активной поддержки со стороны власти, государственного аппарата. Поэтому башкирской элите необходимо предпринять всевозможные усилия по политической консолидации, хотя бы потому, что схожие по культуре народы – казахи и татары, ушли уже далеко вперед в этом направлении…

Сегодня нужно четкое понимание того, что вопросы сохранения родного языка, традиций, формирования новой городской культуры, развития национальных СМИ, науки (башкироведение), литературы, киноискусства др. – это не локальные проблемы которые вдруг возникли на данном этапе истории, а единая комплексная задача, решить которую можно только политическими методами в общенациональном масщтабе. В противном случае очень скоро негативные процессы примут системный, необратимый характер и сделают реальной угрозу окончательного «рассыпания» башкирского общества.

А.Хайбуллин

http://rb21vek.com/ideologyandpolitics/784-bashkirskoe-obschestvo-i-modernizaciya-mezhdu-tradiciey-arhaikoy-i-razvitiem.html

Фото с 20-тысячного митинга 26 марта 2005 года, организованного Провозвестником МСУ Робертом Загреевым (подробнее о митинге)