Башкирию авторы исследования включили в число регионов со средней степенью межнациональной конфликтности.
«Угроза массовых столкновений низка, однако единичные случаи насилия на почве национальной вражды имеют серьезный резонанс и провоцируют массовые ненасильственные выступления. В Интернете активно эксплуатируется национальный вопрос. Общий прогноз: регион может как вернуться в зону стабильности, так и перейти в зону повышенного риска», – отмечают эксперты.
Авторы исследования относят Башкирию к числу национальных республик со сложным этническим составом. Уже это делает регион уязвимым. Наряду с Татарстаном республика традиционно упоминается экспертами как регион с наличием предпосылок к межнациональным и межконфессиональным конфликтам.
Значительным конфликтогенным потенциалом обладает проблема татаро-башкирских взаимоотношений. Еще одна особенность Башкирии связана с конфессиональным составом – большинство верующих в регионе исповедует ислам. Это актуализирует угрозу распространения исламского фундаментализма. Пропаганде среди башкирских мусульман ваххабизма способствует значительная трудовая миграция из Узбекистана, Азербайджана и Таджикистана. Рост количества мигрантов ухудшает криминогенную обстановку и является одним из факторов межэтнической напряженности, независимо от религиозной ситуации.
В целом ситуация носит условно стабильный характер, оснований для снижения уровня межэтнической напряженности нет. Усилия властей региона вкупе с работой правоохранительных органов пока позволяют не допустить широкого распространения радикального ислама и сохранить межэтническую напряженность в республике на прежнем уровне, отмечают эксперты.
http://ufa1.ru/text/newsline/852212.html?full=3
Читать доклад полностью
Краткий анализ этноконфессиональной ситуации в России
Известный тезис, что всякое здоровое общество в условиях угрозы сплачивается, в этом году полностью подтвердился, хотя российское общество трудно назвать вполне здоровым. На фоне украинского кризиса и санкционного давления Запада национальный вопрос в России если не утратил актуальность, то, очевидно, перестал восприниматься как первостепенная проблема.
В течение исследуемого периода – с апреля по сентябрь 2014 г. включительно – произошло значительное снижение общего уровня межэтнической напряженности. По сравнению с предыдущим полугодием количество проявлений межнациональной вражды сократилось на 35 процентов. Эта тенденция касается всех выделенных нами категорий конфликтных действий, кроме интернет-экстремизма. Если она продолжится, то 2014-й в целом окажется гораздо спокойнее года минувшего с его резонансными событиями в Пугачеве Саратовской области и в Западном Бирюлеве.
Однако параллельно с разрядкой сохраняется тренд на усиление долгосрочных факторов межэтнической напряженности: плохо контролируемой колоссальной миграции, геттоизации Москвы и Петербурга, экспансии радикального ислама, в том числе в немусульманские регионы России, архаизации Северного Кавказа. На региональном уровне также заметно желание как можно дольше избегать обсуждения болезненной темы, подавая всякий этнически мотивированный конфликт как бытовой.
Между тем вышеперечисленные факторы создают мощный конфликтный потенциал, который периодически проявляется даже в период относительного затишья. Только в сентябре зафиксировано два резонансных преступления, которые продемонстрировали, что этноконфессиональная ситуация в стране, несмотря на все нюансы, принципиально не изменилась по сравнению с 2013 г. Как сообщали СМИ и пользователи соцсетей, на Ставрополье несколько десятков южан ворвались в больницу и жестоко избили местного жителя, у которого ранее случился конфликт с одним из представителей диаспоры. Медики не смогли спасти пострадавшего. А в Москве на Большой Татарской прихожане Исторической мечети сначала устроили стихийный митинг возле полицейского автобуса, в котором находился их единоверец, задержанный за наезд на сотрудника ОМОН, а затем буквально взяли автозак штурмом. Последний раз подобный инцидент случился летом 2013 г. на Матвеевском рынке столицы, где супруги Расуловы напали на полицейского, пытаясь отбить задержанного родственника.
Оба вопиющих сентябрьских происшествия демонстрируют крайне тревожную тенденцию: в ситуациях бытового конфликта (драка в кафе на Ставрополье) или конфликта с законом (задержание правонарушителя в Москве) представители диаспор консолидированно выступают на стороне соплеменников (единоверцев), используя этническую либо конфессиональную мобилизацию.
С другой стороны, высокую сплоченность традиционно демонстрируют футбольные фанаты: после убийства мигрантами-узбеками болельщика «Спартака» в мае этого года состоялся народный сход, едва не переросший с масштабные беспорядки. Однако фанаты реагируют ситуативно, защищая как правило только членов своего сообщества. Что касается идеологов и лидеров русских националистов, то они в последние полгода сосредоточены на поддержке Новороссии. В то же время часть правых выступают на стороне «майдана», и этот раскол ослабляет русское движение. На данном этапе антимигрантская и антикавказская повестка националистов отложена, но в любой момент может быть актуализирована.
В целом этноконфессиональную ситуацию в стране можно охарактеризовать как шаткое равновесие: снижение напряженности обусловлено «внешней угрозой» и носит временный характер; негативные факторы, напротив, имеют тенденцию к укоренению. Для поддержания межнационального согласия необходимо принятие стратегии превентивного реагирования как на федеральном уровне, так и в регионах.
Основные факторы межэтнической напряженности
В рамках исследования эксперты выделили (наряду с отмеченными ранее) следующие актуальные факторы межэтнической напряженности:
украинский кризис, затмивший все остальные процессы;
масштабная плохо контролируемая миграция;
экспансия радикального ислама;
деструктивная активность других государств;
ухудшение социально-экономической ситуации, вызванное санкционным давлением Запада на фоне падения цены нефти; рост конкуренции на рынке труда;
клановость в кадровой политике региональных властей;
попытки этнической мобилизации в рамках внутриэлитной борьбы в регионах;
этническое маркирование конфликтов, этническими не являющихся;
дефицит учителей русского языка в национальных республиках;
Большинство перечисленных факторов являются общими, некоторые имеют региональную специфику.
Украинский кризис и другие внешние угрозы
Необходимо пояснить, что под украинским кризисом мы понимаем цепочку событий, начавшихся с государственного переворота в Киеве в феврале этого года и включающих воссоединение Крыма с Россией, гражданскую войну на востоке Украины, широкую поддержку Донбасса (Новороссии) в российском обществе, санкционное давление Запада, а также острую дискуссию по этим вопросам в медийном русскоязычном пространстве.
Если рассматривать украинский кризис с точки зрения его влияния на межэтническую ситуацию в России, то нужно отметить его двоякий характер. С одной стороны, обусловленное событиями на Украине охлаждение отношений Москвы с Брюсселем и Вашингтоном, как сказано выше, сплотило российское общество. Снижению градуса межнациональной напряженности способствовала в какой-то мере и умозрительная экстраполяция безобразных проявлений украинского национализма на русскую почву.
В то же время действия Киева начиная с 22 февраля отличаются очевидным антироссийским и русофобским характером. Начав с отмены регионального статуса русского языка в восточных областях, новые украинские власти в считанные месяцы дошли до крайней степени национальной вражды, которую Следственный комитет РФ классифицирует как геноцид русскоязычного населения Донбасса. Трагические события в соседней стране естественным образом негативно отражаются на межэтнической ситуации в России, где уже отмечены случаи насильственных действий на почве русско-украинских противоречий. Ожесточенная общественная дискуссия вокруг Новороссии, протекающая в основном в социальных сетях, также вносит рознь.
Отдельной проблемой является поток беженцев из зоны боевых действий, размещаемых в российских регионах. Несмотря на то что часть вынужденных переселенцев на фоне так называемого перемирия возвращается домой, остающиеся создают достаточно серьезную социальную нагрузку на субъекты РФ. Наряду с сочувственным отношением со стороны коренного населения отмечается и недовольство, в частности в Туве и Адыгее, в связи с якобы неумеренным вниманием властей к беженцам в ущерб интересам местных жителей.
Помимо украинского кризиса, актуален ряд других внешних угроз, способных повлиять на этноконфессиональную обстановку в России. Обострение конфликта в Нагорном Карабахе может отразиться на взаимоотношениях (и без того сложных) российских армян и азербайджанцев. Однако на данном этапе эксперты считают такое развитие событий маловероятным. Обе диаспоры хорошо укоренены в России, имеют многочисленные (порой связанные) бизнес-интересы, поэтому не заинтересованы в конфликте друг с другом, понимая, что в случае резонансных инцидентов и жесткой реакции силовых структур экономические потери будут велики.
Нельзя также не отметить опасность, исходящую от радикальных исламистских группировок, яркой иллюстрацией которой стали заявления действующего в Ираке и Сирии «Исламского государства». Представители этой самой сильной на данной момент террористической организации мира недавно угрожали распространить войну на российский Кавказ. Несмотря на откровенно пропагандистский характер этого заявления (как и ответного заявления Рамзана Кадырова), оно отражает объективную тенденцию расширения сферы влияния радикальных исламистов. Уже фиксируются случаи задержания на Северном Кавказе экстремистов, воевавших в составе ИГИЛ или других группировок на Ближнем Востоке. По некоторым данным, в рядах «Исламского государства» находятся сотни выходцев из российских республик. В случае массового возвращения таких боевиков ситуация на Северном Кавказе может быть значительно дестабилизирована.
Миграция
Миграция названа экспертами в качестве основной причины межэтнической напряженности; все более острой проблемой для большинства регионов становится плохая интеграция приезжих в социум.
Трудовая иммиграция наблюдается почти во всех регионах: от Дальнего Востока до Северного Кавказа. Пока она не характерна для отдельных труднодоступных дальневосточных регионов (Чукотский автономный округ), а также Крыма и Севастополя.
Большинство межэтнических конфликтов по-прежнему связаны с выходцами с Северного Кавказа и Закавказья, однако в случае ухудшения экономической ситуации в конфликты будут шире вовлечены и среднеазиатские мигранты, которых местное население склонно обвинять в «сбивании» зарплат в ряде специальностей.
Внутрироссийская миграция из республик Северного Кавказа имеет традиционные направления (в Москву, Петербург, ХМАО, ЯНАО, на Ставрополье, Кубань, в Ростовскую и Волгоградскую области и т.д.), ее география не так обширна, как у среднеазиатской. При этом две основные группы мигрантов, как правило, не конкурируют между собой: кавказцев интересует рыночная торговля и бизнес, гастарбайтеров из Средней Азии – в первую очередь строительство и ЖКХ.
Все большую проблему представляет миграция из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии, недовольство которой растет во всех регионах. Можно отметить, что последние полгода негатив постепенно смещался с уроженцев Кавказа на выходцев из Средней Азии. Количественно среднеазиатская миграция уже поравнялась с кавказской (включая армянскую и азербайджанскую), а местами – превзошла.
В некоторых национальных республиках проблема среднеазиатской миграции даже затмила традиционные трения (пусть и не переходящие в активную фазу) между русским и титульными этносами. В ряде случаев местные жители (независимо от национальности) объединяются, протестуя против миграции.
С азиатской миграцией (в т.ч. нелегальной) эксперты связывают и проблему наркотрафика. Кроме того, угрозой является распространение в среде мигрантов идей радикального ислама (в первую очередь среди узбеков и таджиков, в меньшей степени среди киргизов).
Миграция из государств-соседей по Дальнему Востоку в настоящее время носит контролируемый характер. Трудовая миграция из КНДР ограничена, осуществляется по плановому набору, не ухудшает криминогенной обстановки. Можно прогнозировать ухудшение ситуации лишь в случае возможного демонтажа политического режима в Северной Корее.
Так называемая китайская угроза оказалась, с точки зрения дальневосточных экспертов, сильно преувеличенной. Китайская трудовая миграция не вызывает значительных проблем: власти КНР стараются контролировать своих граждан в России, пресекая противоправное поведение. По мнению экспертов, настороженное отношение к Китаю в регионах ДФО за последние годы в целом изменилось на вполне лояльное. Теперь можно встретить экспертное мнение, что «китайцев у нас намного меньше, чем считают, их даже меньше, чем хотелось бы».
Отсутствие мощного притока мигрантов из Китая объясняется тем, что в настоящее время для них открыт ряд более привлекательных направлений по сравнению с Россией. Другая причина – все большее экономическое превосходство КНР и намного более динамичный рост китайских приграничных территорий по сравнению с российскими.
В настоящее время среднеазиатские диаспоры в РФ структурируются, оформляются, их деятельность становится более организованной, а численность позволяет выдвигать определенные требования. Несмотря на то что в Средней Азии, по мнению экспертов, наблюдается процесс снижения рождаемости, а значительная часть экономически активного населения уже выехала в Россию, они прогнозируют сохранение существующих миграционных трендов в течение ближайших 10 лет. Кроме того, нельзя не учитывать возможный обвал украинской экономики, который отправит на поиски работы в России от сотен тысяч до нескольких миллионов человек.
Крым и Севастополь
Появление в составе РФ в марте этого года двух новых субъектов – Республики Крым и города федерального значения Севастополя – является уникальным примером воссоединения с постсоветской Россией ее исторических территорий. Они включены в рейтинг межэтнической напряженности впервые, поэтому им целесообразно уделить особое внимание.
В двух новых российских регионах межэтническая ситуация сильно отличается. Севастополь в силу подавляющего численного преобладания русского населения и наличия российской военной базы отличается атмосферой стабильности и межнационального согласия, здесь отсутствуют значительные конфликты. Что касается Республики Крым, то высокая межэтническая напряженность сознательно формировалась и поддерживалась здесь украинскими властями на протяжении всего постсоветского периода.
Как отмечают местные эксперты, в течение долгого времени Киев рассматривал Меджлис крымскотатарского народа в качестве «дубинки» против повышения гражданской, политической активности этнических русских Крыма, их стремления к самостоятельности, национальной самоидентификации. Добиваясь своих экономических и политических целей, Меджлис и после возвращения полуострова в состав России продолжает провоцировать экстремизм и межнациональную напряженность.
В многонациональной Республике Крым эксперты говорят о существовании единственной линии конфликта: часть крымскотатарского населения, попавшая под влияние нелегитимного Меджлиса, против русскоязычного большинства.
В настоящее время Крым является регионом, в максимальной степени (даже больше, чем Северный Кавказ) испытывающим деструктивное влияние извне (Украина, Турция, Саудовская Аравия, США и ЕС). Проводником данного влияния также является Меджлис и околомеджлисовские организации и активисты. Характерными методами их борьбы долгое время были подмена религиозных праздников и дней памяти политическими мероприятиями, шантаж властей и давление на них с целью завладения земельными участками и т.п. Меджлис является не единственной крымскотатарской организацией, в настоящее время на первый план выходят другие (ранее Меджлисом третировавшиеся), лояльные власти и настроенные на сотрудничество.
Исторической и историографической проблемой являются попытки специфически трактовать или скрыть феномен коллаборационизма значительной части крымских татар в Великую Отечественную войну исходя из политической конъюнктуры, что вызывает дискуссии в академических кругах. Гораздо важнее, однако, другое: всякая этнически мотивированная попытка «переписать» историю в будущем оборачивается новым межнациональным конфликтом, примером чему служит украинский опыт конструирования собственной истории.
Политика федерального центра и властей Крыма, направленная на укрепление национального согласия на полуострове, экспертами оценивается в основном положительно (особенно с учетом специфики переходного периода), однако можно отметить и некоторые издержки, например преференции, демонстративно предоставляемые татарам Крыма (в ущерб другим национальным меньшинствам), а также «привычное» невключение в госпрограммы пунктов о развитии русской культуры, восстановлении православных памятников и т.д.
Можно прогнозировать следующие процессы в Республике Крым:
постепенная маргинализация и деградация Меджлиса и – в качестве одной из возможных угроз – радикализация части его членов с переформатированием организации из националистической в религиозно-экстремистскую;
нарастание земельных конфликтов из-за прибрежных участков, в ходе которых будет использоваться в том числе этническая мобилизация;
увеличение числа конфликтов, связанных с реституцией;
увеличение числа приезжих из других регионов страны (Северный Кавказ), намеренных заниматься бизнесом; возможно, стоит ожидать процессов, аналогичных происходящим в Краснодарском крае (вложение средств северокавказскими бизнесменами и политиками в гостиничный бизнес);
постепенное нарастание трудовой миграции из Средней Азии (в среднесрочной перспективе);
попытки влияния со стороны радикальных украинских организаций (учитывая очень высокий уровень националистической антироссийской мобилизации в целом на Украине).
Северный Кавказ
Северный Кавказ традиционно считается самым напряженным макрорегионом страны. В то же время нельзя говорить о том, что проблемы межэтнических отношений и факторы напряженности одинаковы для всех северокавказских субъектов, поскольку СКФО является сложным и неоднородным округом.
Северокавказские регионы можно условно разделить на три группы:
Связка Дагестан – Ставрополье, большинством экспертов названная наиболее проблемной и взрывоопасной.
Относительно небольшие, либо моноэтничные (Ингушетия, Чечня), либо традиционно спокойные (по северокавказским меркам), республики (Адыгея, Северная Осетия). Существовавшие там конфликты либо погашены, либо вынесены за пределы регионов и продолжаются в форме разногласий с соседями (Северная Осетия – Ингушетия, Чечня – Ингушетия).
Относительно спокойные, но полиэтничные (с соответствующим закреплением полиэтничности) регионы, где межнациональная ситуация должна находиться под постоянным наблюдением (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия).
Типичными для Северного Кавказа факторами межэтнической напряженности являются земельные споры, вызванные возвращением реабилитированных народов, внутрирегиональной миграцией из горных районов в равнинные (это в наибольшей степени характерно для Дагестана, в меньшей – для Кабардино-Балкарии), а также проблемой дележа пастбищ жителями разных районов (что приводит в том числе к массовым дракам). Земельный конфликт усугубляется отсутствием документов на самовольно возведенные строения.
Межэтнические конфликты могут быть спровоцированы отдельными группами региональных политических элит, использующими этническую мобилизацию для решения собственных задач. Таким образом, можно говорить о политизации этничности для легитимации своих претензий как одном из доминирующих общественно-политических трендов макрорегиона. Соответственно, межэтническая напряженность в регионах (муниципалитетах) СКФО может усиливаться после смены их руководства. Подобные формы этнической мобилизации в отдельных случаях (убийство, тяжкие телесные повреждения, порча имущества, радикальные заявления) могут получать независимое развитие.
Для полиэтничных республик СКФО характерно распределение властных полномочий по этническому принципу, сопровождаемое негласным «маркированием» важных (прибыльных) должностей, сфер интересов, предприятий, земель. В наибольшей степени это характерно для Дагестана, который, по общему мнению экспертов, на данный момент является самым проблемным регионом Северного Кавказа. Чрезвычайно напряженная ситуация в этой республике обусловлена как ее сложной этноконфессиональной структурой, так и экспансией исламского фундаментализма вкупе с активностью террористического подполья.
Общей для Северного Кавказа проблемой остается высокая безработица на фоне демографического взрыва. Совокупность этих факторов ведет к росту межэтнической напряженности, причем не только в самих республиках, но и за их пределами. Сложилась парадоксальная ситуация: в регионах СКФО (кроме Ставрополья и Дагестана) в межнациональной сфере зафиксировано меньшее число конфликтных ситуаций, чем в более благополучных в экономическом плане Ростовской, Волгоградской областях, в Москве и Подмосковье, куда массово мигрирует кавказская молодежь.
В частности, обстановка в Чечне, где почти нет межнациональных проблем, резко контрастирует с частым упоминанием чеченцев в качестве участников этнически мотивированных конфликтов в Москве и других регионах (самые резонансные – в Кондопоге и Пугачеве). Отсутствие подобных происшествий в самой Чечне обусловлено как фактической моноэтничностью послевоенной республики, так и авторитарным стилем управления Рамзана Кадырова, без бюрократической волокиты пресекающего всякий несанкционированный конфликт на подведомственной территории.
Вместе с тем в силу активного строительства в Грозном и других чеченских городах миграция и там постепенно становится фактором роста напряженности. Местные жители все чаще высказывают в социальных сетях недовольство тем, что застройщики нанимают низкооплачиваемых вьетнамцев и таджиков, а чеченские строители вынуждены искать работу в других регионах. Аналогичный процесс наблюдается в торговле: отсюда коренное население вытесняется азербайджанцами и китайцами. Проблема нелегальной миграции для Чечни также актуальна, ее решению, как и в других субъектах РФ, мешает коррупция. В то же время увеличение количества иностранных рабочих не вызывает заметного роста преступности в республике. Судя по всему, это объясняется местной спецификой: гастарбайтеры опасаются заниматься противоправной деятельностью, особенно сопряженной с насилием, соответственно, у местных жителей не возникает поводов для мести.
Восточная Сибирь и Дальний Восток
По объективным причинам регионы Восточной Сибири и Дальнего Востока (за исключением Приморского края) не попали в зоны риска (красную, оранжевую, желтую), что еще не означает отсутствия каких бы то ни было проблем в сфере межнацотношений. Поэтому мы решили проанализировать этноконфессиональную ситуацию в этой части страны.
Дальний Восток – макрорегион, более тяготеющий к Азии, чем к Европе, и в силу географической удаленности сдержанно реагирующий на события в европейской части РФ. Регион крайне обширен и разнообразен: в его состав входят образованные как по национальному принципу республики, автономные округ и область, так и по территориальному – области и края.
Во многих регионах Дальнего Востока социальные процессы жестко подчинены экономическим, а именно – добыче того или иного продукта (нефть, газ, рыба и т.д.), что, соответственно, снижает вероятность значительных конфликтов. Немногочисленное население, дисперсное проживание также снижают, но не ликвидируют риск межэтнических конфликтов.
В большинстве национальных регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока отношения между русским населением и титульной этнической группой вполне благополучны (небольшая численность коренных малочисленных народов Севера, их компактное проживание, давние традиции совместной жизни, межнациональные браки, отсутствие исторических сложившихся претензий друг к другу, наличие общих проблем). Отсутствие болезненных исторических тем приводит к тому, что юбилеи вхождения регионов в состав России не приводят к дискуссиям либо конфликтам.
В то же время отмечается наличие некоторой напряженности в Бурятии, Туве, Якутии, Республике Алтай (относится к Западной Сибири, но во многих отношениях ближе к республикам Восточной Сибири и ДФО). К основным факторам, негативно влияющим на ситуацию, экспертами отнесены слабое социально-экономическое развитие, бедность, отсутствие либо банкротство имевшихся предприятий (Бурятия, Тува и пр.). Именно бедность населения обусловливает неприязнь к приезжим и недовольство предоставлением последним любых преференций (даже незначительных). В Туве отмечается довольно высокий уровень претензий, носящих исторический характер, а также склонность трактовать события (преступления, кадровые назначения, победы в конкурсах) именно в контексте этнической принадлежности человека.
Стоит учитывать, что и в Туве, и в Якутии в 1990-е гг. происходили межэтнические конфликты, формирование региональных этнократий и выдавливание русского населения, поэтому неудивительно, что в настоящее время многие решения воспринимаются сквозь призму межэтнических отношений, сохраняется ожидание конфликта. Для Бурятии, Тувы, Якутии и Республики Алтай характерны взаимные претензии представителей разных этнических групп по поводу кадровой политики региональной власти, в Республике Алтай данные претензии высказываются наиболее часто. О Якутии как регионе с наличием межэтнической напряженности говорили в первую очередь эксперты не из Якутии, а из других субъектов ДФО.
Эксперты из регионов Дальнего Востока чаще, чем другие, отмечали в качестве основного фактора межэтнической напряженности экономическое неблагополучие, которое уже приводит к оттоку не только русского, но и квалифицированного коренного населения. Отток жителей усугубляется нарастающим притоком мигрантов.
Миграция в регионы Дальнего Востока началась с некоторым опозданием и не с такой интенсивностью, как в европейской части страны, однако в настоящее время начинает вызывать аналогичные проблемы. Характерным для дальневосточных и восточносибирских регионов является небольшой масштаб северокавказской миграции и значительный – среднеазиатской. Приезд гастарбайтеров связан, как правило, с большими инфраструктурными и строительными проектами, которые разворачиваются в нескольких регионах (в основном в Приморском крае), нарастание межэтнической напряженности коррелирует с ростом числа новых проектов. В основном напряженность связана с выходцами из Средней Азии, а не Китая. Выступления гастарбайтеров и конфликты в их среде часто связаны с плохими условиями труда и дефицитом рабочих мест. Прямой же конкуренции за рабочие места с местным населением в настоящее время не наблюдается по причине занятия разных ниш на рынке труда, однако настороженность в отношении мигрантов растет. Последнюю усиливают рост преступности и конфликтов между самими гастарбайтерами, спровоцированные межгосударственными конфликтами в Средней Азии.
Нарастание миграции (особенно из Средней Азии) приводит к росту числа бытовых конфликтов, что отодвигает на второй план проблемы взаимоотношений русского и титульных этносов.
Этнократизация власти в республиках уже практически завершена, и началась внутриэлитная борьба между отдельными группировками, сформированными, как правило, по земляческому принципу (выходцы из одного района). Соответственно, приходя к власти, один клан начинает вытеснять другие, и межэтнические отношения могут играть здесь второстепенную роль: представитель титульного этноса может вытеснить как русского, так и представителя своего же этноса, принадлежащего к другому клану. Эксперты из Бурятии выразили озабоченность сломом прежней системы этнического баланса в органах власти, а также назначением «варягов», начинающих «кадровые чистки». Зачастую распределение при голосовании носит этнический характер (это характерно для Тувы).
Снижение количества и остроты конфликтов сопровождается консервацией управленческих структур и закреплением кумовства, носящего ярко выраженный клановый характер. Основным фактором отъезда русского (а также части квалифицированных представителей титульного) населения становится социально-экономическая неустроенность и проблемы с трудоустройством (получением адекватного квалификации места). Отток специалистов создает в том числе языковую проблему, что особенно характерно для Тувы: нехватка учителей-носителей русского языка приводит к тому, что молодые тувинцы просто не могут разговаривать на русском, что, в свою очередь, является одним из факторов конфликтности.
Несколько выделяется на фоне даже остальных труднодоступных регионов Чукотский автономный округ, на территории которого фиксируется почти полное отсутствие преступности и прочих социальных девиаций (включая межэтнические конфликты). Объясняется это изолированным положением Чукотки, низкой транспортной доступностью, приграничным статусом, суровым климатом и, как следствие, отсутствием миграции в привычном понимании. Единственный фактор напряженности, сближающий Чукотку с остальными субъектами РФ, – интернет-активность базирующихся за пределами региона групп, провоцирующих конфликты.
В отношении Восточной Сибири и Дальнего Востока эксперты отметили отсутствие внятной государственной политики по ряду направлений, в частности по привлечению рабочих-мигрантов. Высказано недоумение неравномерностью распределения квот между приезжими рабочими из Китая (которых не всегда пускают из-за нехватки квот) и Средней Азии (которые въезжают беспрепятственно). По мнению опрошенных экспертов, целесообразно предоставлять квоты рабочим именно из КНР, так как последние, не зная языка и не желая оставаться, уезжают после окончания срока работы, в отличие от мигрантов-среднеазиатов.
Отмечено также, что вложения в титульный этнос без соответствующих программ привели не к развитию традиционного сельского хозяйства, а к покупкам недвижимости и появлению спекулятивного капитала среди представителей титульных этносов; непродуманная политика в отношении малых коренных народов в сфере традиционных промыслов (рыболовство) иногда вызывает конфликты; клановость (улусность) при распределении должностей привела к вытеснению квалифицированных специалистов и оттоку населения.
Интернет-экстремизм
Большинство экспертов отметили нарастание интернет-экстремизма, обострение дискуссий в сети, появление ранее не существовавших оскорблений по этническому признаку; ряд экспертов высказали гипотезу о целенаправленном и управляемом процессе наращивания межэтнической напряженности в интернете.
По данным мониторинга, при общем снижении уровня конфликтности за последние шесть месяцев произошло увеличение числа зарегистрированных проявлений онлайн-экстремизма на 22% (по сравнению с предыдущим полугодичным периодом). Однако нельзя утверждать, что эта динамика свидетельствует о реальном росте ксенофобии в сети. Возможно, на статистику повлиял перенос фокуса внимания правоохранительных органов с противодействия «оффлайн-экстремизму» (например, актам националистически мотивированного насилия, вандализму с нацистским подтекстом и т.д.) на борьбу с разжиганием розни в интернет-среде.
При этом сохраняется проблема отсутствия единого правоприменения в отношении ст. 282 УК и ст. 20.29 КоАП. Мониторинг свидетельствует о том, что выбор в применении той или иной статьи (и санкции в рамках статьи) во многом зависит от состояния межнациональных отношений в регионе: т.е. чем сильней общая напряженность, тем вероятней, что акт онлайн-экстремизма будет квалифицирован как преступление, а не правонарушение, и будет назначено более суровое наказание. Разъяснения Верховного суда по данным статьям, очевидно, сформулированы недостаточно четко, а выделение в качестве основания для правовой оценки наличия злого умысла в онлайн-размещении экстремистских материалов препятствует формированию единообразного юридического подхода к актам интернет-экстремизма.
Существующая система борьбы с распространением радикальных взглядов в интернете, основанная на поиске сотрудниками ЦПЭ МВД и ФСБ экстремистских материалов из соответствующего федерального списка и ксенофобных комментариев в социальных сетях и на других сайтах, очевидно, неспособна выполнить поставленные перед ней цели и нуждается в реформировании, поскольку реактивна, очень громоздка и не решает вопросы профилактики экстремизма и пропаганды позитивных ценностей.
Основные выводы
Украинский кризис сплотил российское общество, отодвинув на задний план такие острые проблемы, как неконтролируемая среднеазиатская и кавказская миграция и этническая преступность.
Несмотря на снижение числа межэтнических конфликтов и внимания к ним со стороны СМИ, принципиально этноконфессиональная ситуация за полгода не изменилась. Об этом свидетельствует ряд резонансных преступлений с участием приезжих в Москве, на Ставрополье, в Саратовской области и в ряде других субъектов.
После окончания украинского кризиса или его перехода из острой в вялотекущую фазу можно ожидать возобновления роста межнациональной напряженности в наиболее проблемных с этой точки зрения российских регионах (красная, оранжевая и желтая зоны).
К беженцам с востока Украины большинство населения России относится с сочувствием, в том числе из-за этнокультурной близости, однако масштаб переселения и неготовность многих регионов к дополнительной социальной нагрузке создают конфликтный потенциал. В полной мере он может проявиться в случае дальнейшего ухудшения экономической ситуации. Кроме того, в некоторых регионах местное население уже выражает недовольство «чрезмерными благами», выделяемыми беженцам.
Среднеазиатская миграция постепенно становится одной из наиболее острых проблем в силу повсеместного проникновения и колоссальных масштабов. Государственные инициативы по социальной адаптации трудовых мигрантов не решают таких хронических проблем, как наркотрафик из Средней Азии, высочайший уровень преступности среди мигрантов, особенно нелегалов, конфликты между гастарбайтерами и т.д. Прогнозируемое ухудшение социально-экономической ситуации еще больше обострит эти проблемы.
Так называемая этническая преступность остается предметом ожесточенных дискуссий. Многими экспертами не признается в принципе этнический характер противоправной деятельности тех или иных ОПГ. Вместе с тем констатируется, что объединение преступников по языковому критерию (или по принципу землячества) и выбор жертв исключительно среди чужаков по сути совпадают с этническим делением.
Экспансия радикального ислама остается мощным дестабилизирующим фактором. В последние полгода еще сильнее обозначилась тревожная тенденция проникновения исламского фундаментализма не только на Северный Кавказ и в Поволжье, но и в немусульманские регионы с высоким уровнем межнационального напряжения, в первую очередь в ХМАО.
Серьезная озабоченность национальным вопросом, демонстрируемая федеральным центром в конце 2013г. – начале 2014г. (вызванная пугачевскими, бирюлевскими и другими событиями), сменилась успокоенностью на фоне консолидации российского общества перед лицом «внешней угрозы». По мнению некоторых экспертов, именно этим (наряду с оптимизацией бюджетных расходов) объясняется упразднение Минрегиона, ответственного в том числе за нацполитику.
Неявным, но значимым фактором межэтнической напряженности остается фактическое неравноправие «равноправных» по Конституции субъектов РФ, которое выражается в специфическом распределении средств федерального бюджета, а также в ощутимой разнице между уровнями реальных полномочий глав некоторых республик с одной стороны и губернаторов большинства регионов – с другой.
В связке «местные-приезжие» каждая группа воспринимает себя ущемленной по этническому признаку. Так, причинами массовых протестных акций неоднократно становились преступления, совершенные выходцами с Кавказа, и убежденность местного населения в лояльности правоохранительной и судебной систем к таким преступникам. В то же время многие представители северокавказских сообществ убеждены в несправедливом отношении к себе и своим землякам со стороны полиции и более лояльном – к русским.
Многие эксперты негативно характеризуют систему негласного этнического квотирования должностей в национальных республиках, в то же время заявляя, что отказаться от нее в настоящее время не представляется возможным, так как эта практика позволяет достичь хотя бы хрупкого общественного согласия.
В ряде регионов преобладающей формой межнациональной розни стал интернет-экстремизм, с которым весьма энергично борются компетентные органы. Фигурантами многочисленных уголовных дел по известной 282-й статье становятся, как правило, подростки и молодые люди, размещающие в соцсетях ролики, фото и комментарии ксенофобного характера. При этом мера наказания за одни и те же правонарушения в разных регионах может сильно отличаться: символический штраф, крупный штраф, административный арест, условное или реальное тюремное заключение.
Все более серьезной проблемой становится дефицит в ряде национальных республик учителей русского языка, являющихся его носителями. Плохое знание языка межнационального общения влечет целый ряд проблем, связанных с интеграцией в общество: во время службы в армии, при трудовой миграции в другие регионы, при усвоении норм поведения в местных сообществах.
Сохраняется тренд на увеличение числа конфликтов между организованными группами, сформированными, с одной стороны, по принципу этнической идентичности (диаспоры), с другой – по принципу общего хобби, рода занятий, идеологии (футбольные фанаты, байкеры и пр.).
Экстраполяция конфликтов в регионах происхождения мигрантов на их взаимоотношения в России прослеживается в разной степени. Для выходцев из Закавказья это почти не характерно. Причин здесь может быть несколько. Во-первых, данные мигранты зачастую не занимаются тяжелым неквалифицированным трудом, а занимаются бизнесом, соответственно, цена конфликта для них (в результате, например, увечья либо депортации) заметно повышается. Что касается мигрантов из Средней Азии, то, говоря о взаимоотношениях между ними, большинство экспертов сделали вывод, что экстраполяция конфликтов велика.
Этнократические режимы в национальных республиках формируются скорее не по этническому, а по земляческому принципу, соответственно, этническая принадлежность для региональных политических элит играет гораздо меньшую роль, чем представляется. Отношения в политической элите являются патрон-клиентскими и требуют подтверждения лояльности друг другу, соответственно, этническая близость может уступать близости семейной, клановой, земляческой и иной. А это означает, что представители титульных этносов вытесняют друг друга с привилегированных должностей с такой же интенсивностью, как и представителей других этнических групп.
В большинстве регионов с непростой этноконфессиональной ситуацией отсутствует внятная национальная политика, местные власти демонстрируют реактивное управление, устраняя «симптомы», а не «причину болезни». В значительной степени это обусловлено существующим на федеральном уровне негласным табу на откровенное обсуждение межэтнических проблем. Предметная дискуссия чаще всего подменяется ритуальным воспроизведением догмы о многонациональном характере России.
http://club-rf.ru/thegrapesofwrath/02/
«Угроза массовых столкновений низка, однако единичные случаи насилия на почве национальной вражды имеют серьезный резонанс и провоцируют массовые ненасильственные выступления. В Интернете активно эксплуатируется национальный вопрос. Общий прогноз: регион может как вернуться в зону стабильности, так и перейти в зону повышенного риска», – отмечают эксперты.
Авторы исследования относят Башкирию к числу национальных республик со сложным этническим составом. Уже это делает регион уязвимым. Наряду с Татарстаном республика традиционно упоминается экспертами как регион с наличием предпосылок к межнациональным и межконфессиональным конфликтам.
Значительным конфликтогенным потенциалом обладает проблема татаро-башкирских взаимоотношений. Еще одна особенность Башкирии связана с конфессиональным составом – большинство верующих в регионе исповедует ислам. Это актуализирует угрозу распространения исламского фундаментализма. Пропаганде среди башкирских мусульман ваххабизма способствует значительная трудовая миграция из Узбекистана, Азербайджана и Таджикистана. Рост количества мигрантов ухудшает криминогенную обстановку и является одним из факторов межэтнической напряженности, независимо от религиозной ситуации.
В целом ситуация носит условно стабильный характер, оснований для снижения уровня межэтнической напряженности нет. Усилия властей региона вкупе с работой правоохранительных органов пока позволяют не допустить широкого распространения радикального ислама и сохранить межэтническую напряженность в республике на прежнем уровне, отмечают эксперты.
http://ufa1.ru/text/newsline/852212.html?full=3
Читать доклад полностью
Краткий анализ этноконфессиональной ситуации в России
Известный тезис, что всякое здоровое общество в условиях угрозы сплачивается, в этом году полностью подтвердился, хотя российское общество трудно назвать вполне здоровым. На фоне украинского кризиса и санкционного давления Запада национальный вопрос в России если не утратил актуальность, то, очевидно, перестал восприниматься как первостепенная проблема.
В течение исследуемого периода – с апреля по сентябрь 2014 г. включительно – произошло значительное снижение общего уровня межэтнической напряженности. По сравнению с предыдущим полугодием количество проявлений межнациональной вражды сократилось на 35 процентов. Эта тенденция касается всех выделенных нами категорий конфликтных действий, кроме интернет-экстремизма. Если она продолжится, то 2014-й в целом окажется гораздо спокойнее года минувшего с его резонансными событиями в Пугачеве Саратовской области и в Западном Бирюлеве.
Однако параллельно с разрядкой сохраняется тренд на усиление долгосрочных факторов межэтнической напряженности: плохо контролируемой колоссальной миграции, геттоизации Москвы и Петербурга, экспансии радикального ислама, в том числе в немусульманские регионы России, архаизации Северного Кавказа. На региональном уровне также заметно желание как можно дольше избегать обсуждения болезненной темы, подавая всякий этнически мотивированный конфликт как бытовой.
Между тем вышеперечисленные факторы создают мощный конфликтный потенциал, который периодически проявляется даже в период относительного затишья. Только в сентябре зафиксировано два резонансных преступления, которые продемонстрировали, что этноконфессиональная ситуация в стране, несмотря на все нюансы, принципиально не изменилась по сравнению с 2013 г. Как сообщали СМИ и пользователи соцсетей, на Ставрополье несколько десятков южан ворвались в больницу и жестоко избили местного жителя, у которого ранее случился конфликт с одним из представителей диаспоры. Медики не смогли спасти пострадавшего. А в Москве на Большой Татарской прихожане Исторической мечети сначала устроили стихийный митинг возле полицейского автобуса, в котором находился их единоверец, задержанный за наезд на сотрудника ОМОН, а затем буквально взяли автозак штурмом. Последний раз подобный инцидент случился летом 2013 г. на Матвеевском рынке столицы, где супруги Расуловы напали на полицейского, пытаясь отбить задержанного родственника.
Оба вопиющих сентябрьских происшествия демонстрируют крайне тревожную тенденцию: в ситуациях бытового конфликта (драка в кафе на Ставрополье) или конфликта с законом (задержание правонарушителя в Москве) представители диаспор консолидированно выступают на стороне соплеменников (единоверцев), используя этническую либо конфессиональную мобилизацию.
С другой стороны, высокую сплоченность традиционно демонстрируют футбольные фанаты: после убийства мигрантами-узбеками болельщика «Спартака» в мае этого года состоялся народный сход, едва не переросший с масштабные беспорядки. Однако фанаты реагируют ситуативно, защищая как правило только членов своего сообщества. Что касается идеологов и лидеров русских националистов, то они в последние полгода сосредоточены на поддержке Новороссии. В то же время часть правых выступают на стороне «майдана», и этот раскол ослабляет русское движение. На данном этапе антимигрантская и антикавказская повестка националистов отложена, но в любой момент может быть актуализирована.
В целом этноконфессиональную ситуацию в стране можно охарактеризовать как шаткое равновесие: снижение напряженности обусловлено «внешней угрозой» и носит временный характер; негативные факторы, напротив, имеют тенденцию к укоренению. Для поддержания межнационального согласия необходимо принятие стратегии превентивного реагирования как на федеральном уровне, так и в регионах.
Основные факторы межэтнической напряженности
В рамках исследования эксперты выделили (наряду с отмеченными ранее) следующие актуальные факторы межэтнической напряженности:
украинский кризис, затмивший все остальные процессы;
масштабная плохо контролируемая миграция;
экспансия радикального ислама;
деструктивная активность других государств;
ухудшение социально-экономической ситуации, вызванное санкционным давлением Запада на фоне падения цены нефти; рост конкуренции на рынке труда;
клановость в кадровой политике региональных властей;
попытки этнической мобилизации в рамках внутриэлитной борьбы в регионах;
этническое маркирование конфликтов, этническими не являющихся;
дефицит учителей русского языка в национальных республиках;
Большинство перечисленных факторов являются общими, некоторые имеют региональную специфику.
Украинский кризис и другие внешние угрозы
Необходимо пояснить, что под украинским кризисом мы понимаем цепочку событий, начавшихся с государственного переворота в Киеве в феврале этого года и включающих воссоединение Крыма с Россией, гражданскую войну на востоке Украины, широкую поддержку Донбасса (Новороссии) в российском обществе, санкционное давление Запада, а также острую дискуссию по этим вопросам в медийном русскоязычном пространстве.
Если рассматривать украинский кризис с точки зрения его влияния на межэтническую ситуацию в России, то нужно отметить его двоякий характер. С одной стороны, обусловленное событиями на Украине охлаждение отношений Москвы с Брюсселем и Вашингтоном, как сказано выше, сплотило российское общество. Снижению градуса межнациональной напряженности способствовала в какой-то мере и умозрительная экстраполяция безобразных проявлений украинского национализма на русскую почву.
В то же время действия Киева начиная с 22 февраля отличаются очевидным антироссийским и русофобским характером. Начав с отмены регионального статуса русского языка в восточных областях, новые украинские власти в считанные месяцы дошли до крайней степени национальной вражды, которую Следственный комитет РФ классифицирует как геноцид русскоязычного населения Донбасса. Трагические события в соседней стране естественным образом негативно отражаются на межэтнической ситуации в России, где уже отмечены случаи насильственных действий на почве русско-украинских противоречий. Ожесточенная общественная дискуссия вокруг Новороссии, протекающая в основном в социальных сетях, также вносит рознь.
Отдельной проблемой является поток беженцев из зоны боевых действий, размещаемых в российских регионах. Несмотря на то что часть вынужденных переселенцев на фоне так называемого перемирия возвращается домой, остающиеся создают достаточно серьезную социальную нагрузку на субъекты РФ. Наряду с сочувственным отношением со стороны коренного населения отмечается и недовольство, в частности в Туве и Адыгее, в связи с якобы неумеренным вниманием властей к беженцам в ущерб интересам местных жителей.
Помимо украинского кризиса, актуален ряд других внешних угроз, способных повлиять на этноконфессиональную обстановку в России. Обострение конфликта в Нагорном Карабахе может отразиться на взаимоотношениях (и без того сложных) российских армян и азербайджанцев. Однако на данном этапе эксперты считают такое развитие событий маловероятным. Обе диаспоры хорошо укоренены в России, имеют многочисленные (порой связанные) бизнес-интересы, поэтому не заинтересованы в конфликте друг с другом, понимая, что в случае резонансных инцидентов и жесткой реакции силовых структур экономические потери будут велики.
Нельзя также не отметить опасность, исходящую от радикальных исламистских группировок, яркой иллюстрацией которой стали заявления действующего в Ираке и Сирии «Исламского государства». Представители этой самой сильной на данной момент террористической организации мира недавно угрожали распространить войну на российский Кавказ. Несмотря на откровенно пропагандистский характер этого заявления (как и ответного заявления Рамзана Кадырова), оно отражает объективную тенденцию расширения сферы влияния радикальных исламистов. Уже фиксируются случаи задержания на Северном Кавказе экстремистов, воевавших в составе ИГИЛ или других группировок на Ближнем Востоке. По некоторым данным, в рядах «Исламского государства» находятся сотни выходцев из российских республик. В случае массового возвращения таких боевиков ситуация на Северном Кавказе может быть значительно дестабилизирована.
Миграция
Миграция названа экспертами в качестве основной причины межэтнической напряженности; все более острой проблемой для большинства регионов становится плохая интеграция приезжих в социум.
Трудовая иммиграция наблюдается почти во всех регионах: от Дальнего Востока до Северного Кавказа. Пока она не характерна для отдельных труднодоступных дальневосточных регионов (Чукотский автономный округ), а также Крыма и Севастополя.
Большинство межэтнических конфликтов по-прежнему связаны с выходцами с Северного Кавказа и Закавказья, однако в случае ухудшения экономической ситуации в конфликты будут шире вовлечены и среднеазиатские мигранты, которых местное население склонно обвинять в «сбивании» зарплат в ряде специальностей.
Внутрироссийская миграция из республик Северного Кавказа имеет традиционные направления (в Москву, Петербург, ХМАО, ЯНАО, на Ставрополье, Кубань, в Ростовскую и Волгоградскую области и т.д.), ее география не так обширна, как у среднеазиатской. При этом две основные группы мигрантов, как правило, не конкурируют между собой: кавказцев интересует рыночная торговля и бизнес, гастарбайтеров из Средней Азии – в первую очередь строительство и ЖКХ.
Все большую проблему представляет миграция из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии, недовольство которой растет во всех регионах. Можно отметить, что последние полгода негатив постепенно смещался с уроженцев Кавказа на выходцев из Средней Азии. Количественно среднеазиатская миграция уже поравнялась с кавказской (включая армянскую и азербайджанскую), а местами – превзошла.
В некоторых национальных республиках проблема среднеазиатской миграции даже затмила традиционные трения (пусть и не переходящие в активную фазу) между русским и титульными этносами. В ряде случаев местные жители (независимо от национальности) объединяются, протестуя против миграции.
С азиатской миграцией (в т.ч. нелегальной) эксперты связывают и проблему наркотрафика. Кроме того, угрозой является распространение в среде мигрантов идей радикального ислама (в первую очередь среди узбеков и таджиков, в меньшей степени среди киргизов).
Миграция из государств-соседей по Дальнему Востоку в настоящее время носит контролируемый характер. Трудовая миграция из КНДР ограничена, осуществляется по плановому набору, не ухудшает криминогенной обстановки. Можно прогнозировать ухудшение ситуации лишь в случае возможного демонтажа политического режима в Северной Корее.
Так называемая китайская угроза оказалась, с точки зрения дальневосточных экспертов, сильно преувеличенной. Китайская трудовая миграция не вызывает значительных проблем: власти КНР стараются контролировать своих граждан в России, пресекая противоправное поведение. По мнению экспертов, настороженное отношение к Китаю в регионах ДФО за последние годы в целом изменилось на вполне лояльное. Теперь можно встретить экспертное мнение, что «китайцев у нас намного меньше, чем считают, их даже меньше, чем хотелось бы».
Отсутствие мощного притока мигрантов из Китая объясняется тем, что в настоящее время для них открыт ряд более привлекательных направлений по сравнению с Россией. Другая причина – все большее экономическое превосходство КНР и намного более динамичный рост китайских приграничных территорий по сравнению с российскими.
В настоящее время среднеазиатские диаспоры в РФ структурируются, оформляются, их деятельность становится более организованной, а численность позволяет выдвигать определенные требования. Несмотря на то что в Средней Азии, по мнению экспертов, наблюдается процесс снижения рождаемости, а значительная часть экономически активного населения уже выехала в Россию, они прогнозируют сохранение существующих миграционных трендов в течение ближайших 10 лет. Кроме того, нельзя не учитывать возможный обвал украинской экономики, который отправит на поиски работы в России от сотен тысяч до нескольких миллионов человек.
Крым и Севастополь
Появление в составе РФ в марте этого года двух новых субъектов – Республики Крым и города федерального значения Севастополя – является уникальным примером воссоединения с постсоветской Россией ее исторических территорий. Они включены в рейтинг межэтнической напряженности впервые, поэтому им целесообразно уделить особое внимание.
В двух новых российских регионах межэтническая ситуация сильно отличается. Севастополь в силу подавляющего численного преобладания русского населения и наличия российской военной базы отличается атмосферой стабильности и межнационального согласия, здесь отсутствуют значительные конфликты. Что касается Республики Крым, то высокая межэтническая напряженность сознательно формировалась и поддерживалась здесь украинскими властями на протяжении всего постсоветского периода.
Как отмечают местные эксперты, в течение долгого времени Киев рассматривал Меджлис крымскотатарского народа в качестве «дубинки» против повышения гражданской, политической активности этнических русских Крыма, их стремления к самостоятельности, национальной самоидентификации. Добиваясь своих экономических и политических целей, Меджлис и после возвращения полуострова в состав России продолжает провоцировать экстремизм и межнациональную напряженность.
В многонациональной Республике Крым эксперты говорят о существовании единственной линии конфликта: часть крымскотатарского населения, попавшая под влияние нелегитимного Меджлиса, против русскоязычного большинства.
В настоящее время Крым является регионом, в максимальной степени (даже больше, чем Северный Кавказ) испытывающим деструктивное влияние извне (Украина, Турция, Саудовская Аравия, США и ЕС). Проводником данного влияния также является Меджлис и околомеджлисовские организации и активисты. Характерными методами их борьбы долгое время были подмена религиозных праздников и дней памяти политическими мероприятиями, шантаж властей и давление на них с целью завладения земельными участками и т.п. Меджлис является не единственной крымскотатарской организацией, в настоящее время на первый план выходят другие (ранее Меджлисом третировавшиеся), лояльные власти и настроенные на сотрудничество.
Исторической и историографической проблемой являются попытки специфически трактовать или скрыть феномен коллаборационизма значительной части крымских татар в Великую Отечественную войну исходя из политической конъюнктуры, что вызывает дискуссии в академических кругах. Гораздо важнее, однако, другое: всякая этнически мотивированная попытка «переписать» историю в будущем оборачивается новым межнациональным конфликтом, примером чему служит украинский опыт конструирования собственной истории.
Политика федерального центра и властей Крыма, направленная на укрепление национального согласия на полуострове, экспертами оценивается в основном положительно (особенно с учетом специфики переходного периода), однако можно отметить и некоторые издержки, например преференции, демонстративно предоставляемые татарам Крыма (в ущерб другим национальным меньшинствам), а также «привычное» невключение в госпрограммы пунктов о развитии русской культуры, восстановлении православных памятников и т.д.
Можно прогнозировать следующие процессы в Республике Крым:
постепенная маргинализация и деградация Меджлиса и – в качестве одной из возможных угроз – радикализация части его членов с переформатированием организации из националистической в религиозно-экстремистскую;
нарастание земельных конфликтов из-за прибрежных участков, в ходе которых будет использоваться в том числе этническая мобилизация;
увеличение числа конфликтов, связанных с реституцией;
увеличение числа приезжих из других регионов страны (Северный Кавказ), намеренных заниматься бизнесом; возможно, стоит ожидать процессов, аналогичных происходящим в Краснодарском крае (вложение средств северокавказскими бизнесменами и политиками в гостиничный бизнес);
постепенное нарастание трудовой миграции из Средней Азии (в среднесрочной перспективе);
попытки влияния со стороны радикальных украинских организаций (учитывая очень высокий уровень националистической антироссийской мобилизации в целом на Украине).
Северный Кавказ
Северный Кавказ традиционно считается самым напряженным макрорегионом страны. В то же время нельзя говорить о том, что проблемы межэтнических отношений и факторы напряженности одинаковы для всех северокавказских субъектов, поскольку СКФО является сложным и неоднородным округом.
Северокавказские регионы можно условно разделить на три группы:
Связка Дагестан – Ставрополье, большинством экспертов названная наиболее проблемной и взрывоопасной.
Относительно небольшие, либо моноэтничные (Ингушетия, Чечня), либо традиционно спокойные (по северокавказским меркам), республики (Адыгея, Северная Осетия). Существовавшие там конфликты либо погашены, либо вынесены за пределы регионов и продолжаются в форме разногласий с соседями (Северная Осетия – Ингушетия, Чечня – Ингушетия).
Относительно спокойные, но полиэтничные (с соответствующим закреплением полиэтничности) регионы, где межнациональная ситуация должна находиться под постоянным наблюдением (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия).
Типичными для Северного Кавказа факторами межэтнической напряженности являются земельные споры, вызванные возвращением реабилитированных народов, внутрирегиональной миграцией из горных районов в равнинные (это в наибольшей степени характерно для Дагестана, в меньшей – для Кабардино-Балкарии), а также проблемой дележа пастбищ жителями разных районов (что приводит в том числе к массовым дракам). Земельный конфликт усугубляется отсутствием документов на самовольно возведенные строения.
Межэтнические конфликты могут быть спровоцированы отдельными группами региональных политических элит, использующими этническую мобилизацию для решения собственных задач. Таким образом, можно говорить о политизации этничности для легитимации своих претензий как одном из доминирующих общественно-политических трендов макрорегиона. Соответственно, межэтническая напряженность в регионах (муниципалитетах) СКФО может усиливаться после смены их руководства. Подобные формы этнической мобилизации в отдельных случаях (убийство, тяжкие телесные повреждения, порча имущества, радикальные заявления) могут получать независимое развитие.
Для полиэтничных республик СКФО характерно распределение властных полномочий по этническому принципу, сопровождаемое негласным «маркированием» важных (прибыльных) должностей, сфер интересов, предприятий, земель. В наибольшей степени это характерно для Дагестана, который, по общему мнению экспертов, на данный момент является самым проблемным регионом Северного Кавказа. Чрезвычайно напряженная ситуация в этой республике обусловлена как ее сложной этноконфессиональной структурой, так и экспансией исламского фундаментализма вкупе с активностью террористического подполья.
Общей для Северного Кавказа проблемой остается высокая безработица на фоне демографического взрыва. Совокупность этих факторов ведет к росту межэтнической напряженности, причем не только в самих республиках, но и за их пределами. Сложилась парадоксальная ситуация: в регионах СКФО (кроме Ставрополья и Дагестана) в межнациональной сфере зафиксировано меньшее число конфликтных ситуаций, чем в более благополучных в экономическом плане Ростовской, Волгоградской областях, в Москве и Подмосковье, куда массово мигрирует кавказская молодежь.
В частности, обстановка в Чечне, где почти нет межнациональных проблем, резко контрастирует с частым упоминанием чеченцев в качестве участников этнически мотивированных конфликтов в Москве и других регионах (самые резонансные – в Кондопоге и Пугачеве). Отсутствие подобных происшествий в самой Чечне обусловлено как фактической моноэтничностью послевоенной республики, так и авторитарным стилем управления Рамзана Кадырова, без бюрократической волокиты пресекающего всякий несанкционированный конфликт на подведомственной территории.
Вместе с тем в силу активного строительства в Грозном и других чеченских городах миграция и там постепенно становится фактором роста напряженности. Местные жители все чаще высказывают в социальных сетях недовольство тем, что застройщики нанимают низкооплачиваемых вьетнамцев и таджиков, а чеченские строители вынуждены искать работу в других регионах. Аналогичный процесс наблюдается в торговле: отсюда коренное население вытесняется азербайджанцами и китайцами. Проблема нелегальной миграции для Чечни также актуальна, ее решению, как и в других субъектах РФ, мешает коррупция. В то же время увеличение количества иностранных рабочих не вызывает заметного роста преступности в республике. Судя по всему, это объясняется местной спецификой: гастарбайтеры опасаются заниматься противоправной деятельностью, особенно сопряженной с насилием, соответственно, у местных жителей не возникает поводов для мести.
Восточная Сибирь и Дальний Восток
По объективным причинам регионы Восточной Сибири и Дальнего Востока (за исключением Приморского края) не попали в зоны риска (красную, оранжевую, желтую), что еще не означает отсутствия каких бы то ни было проблем в сфере межнацотношений. Поэтому мы решили проанализировать этноконфессиональную ситуацию в этой части страны.
Дальний Восток – макрорегион, более тяготеющий к Азии, чем к Европе, и в силу географической удаленности сдержанно реагирующий на события в европейской части РФ. Регион крайне обширен и разнообразен: в его состав входят образованные как по национальному принципу республики, автономные округ и область, так и по территориальному – области и края.
Во многих регионах Дальнего Востока социальные процессы жестко подчинены экономическим, а именно – добыче того или иного продукта (нефть, газ, рыба и т.д.), что, соответственно, снижает вероятность значительных конфликтов. Немногочисленное население, дисперсное проживание также снижают, но не ликвидируют риск межэтнических конфликтов.
В большинстве национальных регионов Восточной Сибири и Дальнего Востока отношения между русским населением и титульной этнической группой вполне благополучны (небольшая численность коренных малочисленных народов Севера, их компактное проживание, давние традиции совместной жизни, межнациональные браки, отсутствие исторических сложившихся претензий друг к другу, наличие общих проблем). Отсутствие болезненных исторических тем приводит к тому, что юбилеи вхождения регионов в состав России не приводят к дискуссиям либо конфликтам.
В то же время отмечается наличие некоторой напряженности в Бурятии, Туве, Якутии, Республике Алтай (относится к Западной Сибири, но во многих отношениях ближе к республикам Восточной Сибири и ДФО). К основным факторам, негативно влияющим на ситуацию, экспертами отнесены слабое социально-экономическое развитие, бедность, отсутствие либо банкротство имевшихся предприятий (Бурятия, Тува и пр.). Именно бедность населения обусловливает неприязнь к приезжим и недовольство предоставлением последним любых преференций (даже незначительных). В Туве отмечается довольно высокий уровень претензий, носящих исторический характер, а также склонность трактовать события (преступления, кадровые назначения, победы в конкурсах) именно в контексте этнической принадлежности человека.
Стоит учитывать, что и в Туве, и в Якутии в 1990-е гг. происходили межэтнические конфликты, формирование региональных этнократий и выдавливание русского населения, поэтому неудивительно, что в настоящее время многие решения воспринимаются сквозь призму межэтнических отношений, сохраняется ожидание конфликта. Для Бурятии, Тувы, Якутии и Республики Алтай характерны взаимные претензии представителей разных этнических групп по поводу кадровой политики региональной власти, в Республике Алтай данные претензии высказываются наиболее часто. О Якутии как регионе с наличием межэтнической напряженности говорили в первую очередь эксперты не из Якутии, а из других субъектов ДФО.
Эксперты из регионов Дальнего Востока чаще, чем другие, отмечали в качестве основного фактора межэтнической напряженности экономическое неблагополучие, которое уже приводит к оттоку не только русского, но и квалифицированного коренного населения. Отток жителей усугубляется нарастающим притоком мигрантов.
Миграция в регионы Дальнего Востока началась с некоторым опозданием и не с такой интенсивностью, как в европейской части страны, однако в настоящее время начинает вызывать аналогичные проблемы. Характерным для дальневосточных и восточносибирских регионов является небольшой масштаб северокавказской миграции и значительный – среднеазиатской. Приезд гастарбайтеров связан, как правило, с большими инфраструктурными и строительными проектами, которые разворачиваются в нескольких регионах (в основном в Приморском крае), нарастание межэтнической напряженности коррелирует с ростом числа новых проектов. В основном напряженность связана с выходцами из Средней Азии, а не Китая. Выступления гастарбайтеров и конфликты в их среде часто связаны с плохими условиями труда и дефицитом рабочих мест. Прямой же конкуренции за рабочие места с местным населением в настоящее время не наблюдается по причине занятия разных ниш на рынке труда, однако настороженность в отношении мигрантов растет. Последнюю усиливают рост преступности и конфликтов между самими гастарбайтерами, спровоцированные межгосударственными конфликтами в Средней Азии.
Нарастание миграции (особенно из Средней Азии) приводит к росту числа бытовых конфликтов, что отодвигает на второй план проблемы взаимоотношений русского и титульных этносов.
Этнократизация власти в республиках уже практически завершена, и началась внутриэлитная борьба между отдельными группировками, сформированными, как правило, по земляческому принципу (выходцы из одного района). Соответственно, приходя к власти, один клан начинает вытеснять другие, и межэтнические отношения могут играть здесь второстепенную роль: представитель титульного этноса может вытеснить как русского, так и представителя своего же этноса, принадлежащего к другому клану. Эксперты из Бурятии выразили озабоченность сломом прежней системы этнического баланса в органах власти, а также назначением «варягов», начинающих «кадровые чистки». Зачастую распределение при голосовании носит этнический характер (это характерно для Тувы).
Снижение количества и остроты конфликтов сопровождается консервацией управленческих структур и закреплением кумовства, носящего ярко выраженный клановый характер. Основным фактором отъезда русского (а также части квалифицированных представителей титульного) населения становится социально-экономическая неустроенность и проблемы с трудоустройством (получением адекватного квалификации места). Отток специалистов создает в том числе языковую проблему, что особенно характерно для Тувы: нехватка учителей-носителей русского языка приводит к тому, что молодые тувинцы просто не могут разговаривать на русском, что, в свою очередь, является одним из факторов конфликтности.
Несколько выделяется на фоне даже остальных труднодоступных регионов Чукотский автономный округ, на территории которого фиксируется почти полное отсутствие преступности и прочих социальных девиаций (включая межэтнические конфликты). Объясняется это изолированным положением Чукотки, низкой транспортной доступностью, приграничным статусом, суровым климатом и, как следствие, отсутствием миграции в привычном понимании. Единственный фактор напряженности, сближающий Чукотку с остальными субъектами РФ, – интернет-активность базирующихся за пределами региона групп, провоцирующих конфликты.
В отношении Восточной Сибири и Дальнего Востока эксперты отметили отсутствие внятной государственной политики по ряду направлений, в частности по привлечению рабочих-мигрантов. Высказано недоумение неравномерностью распределения квот между приезжими рабочими из Китая (которых не всегда пускают из-за нехватки квот) и Средней Азии (которые въезжают беспрепятственно). По мнению опрошенных экспертов, целесообразно предоставлять квоты рабочим именно из КНР, так как последние, не зная языка и не желая оставаться, уезжают после окончания срока работы, в отличие от мигрантов-среднеазиатов.
Отмечено также, что вложения в титульный этнос без соответствующих программ привели не к развитию традиционного сельского хозяйства, а к покупкам недвижимости и появлению спекулятивного капитала среди представителей титульных этносов; непродуманная политика в отношении малых коренных народов в сфере традиционных промыслов (рыболовство) иногда вызывает конфликты; клановость (улусность) при распределении должностей привела к вытеснению квалифицированных специалистов и оттоку населения.
Интернет-экстремизм
Большинство экспертов отметили нарастание интернет-экстремизма, обострение дискуссий в сети, появление ранее не существовавших оскорблений по этническому признаку; ряд экспертов высказали гипотезу о целенаправленном и управляемом процессе наращивания межэтнической напряженности в интернете.
По данным мониторинга, при общем снижении уровня конфликтности за последние шесть месяцев произошло увеличение числа зарегистрированных проявлений онлайн-экстремизма на 22% (по сравнению с предыдущим полугодичным периодом). Однако нельзя утверждать, что эта динамика свидетельствует о реальном росте ксенофобии в сети. Возможно, на статистику повлиял перенос фокуса внимания правоохранительных органов с противодействия «оффлайн-экстремизму» (например, актам националистически мотивированного насилия, вандализму с нацистским подтекстом и т.д.) на борьбу с разжиганием розни в интернет-среде.
При этом сохраняется проблема отсутствия единого правоприменения в отношении ст. 282 УК и ст. 20.29 КоАП. Мониторинг свидетельствует о том, что выбор в применении той или иной статьи (и санкции в рамках статьи) во многом зависит от состояния межнациональных отношений в регионе: т.е. чем сильней общая напряженность, тем вероятней, что акт онлайн-экстремизма будет квалифицирован как преступление, а не правонарушение, и будет назначено более суровое наказание. Разъяснения Верховного суда по данным статьям, очевидно, сформулированы недостаточно четко, а выделение в качестве основания для правовой оценки наличия злого умысла в онлайн-размещении экстремистских материалов препятствует формированию единообразного юридического подхода к актам интернет-экстремизма.
Существующая система борьбы с распространением радикальных взглядов в интернете, основанная на поиске сотрудниками ЦПЭ МВД и ФСБ экстремистских материалов из соответствующего федерального списка и ксенофобных комментариев в социальных сетях и на других сайтах, очевидно, неспособна выполнить поставленные перед ней цели и нуждается в реформировании, поскольку реактивна, очень громоздка и не решает вопросы профилактики экстремизма и пропаганды позитивных ценностей.
Основные выводы
Украинский кризис сплотил российское общество, отодвинув на задний план такие острые проблемы, как неконтролируемая среднеазиатская и кавказская миграция и этническая преступность.
Несмотря на снижение числа межэтнических конфликтов и внимания к ним со стороны СМИ, принципиально этноконфессиональная ситуация за полгода не изменилась. Об этом свидетельствует ряд резонансных преступлений с участием приезжих в Москве, на Ставрополье, в Саратовской области и в ряде других субъектов.
После окончания украинского кризиса или его перехода из острой в вялотекущую фазу можно ожидать возобновления роста межнациональной напряженности в наиболее проблемных с этой точки зрения российских регионах (красная, оранжевая и желтая зоны).
К беженцам с востока Украины большинство населения России относится с сочувствием, в том числе из-за этнокультурной близости, однако масштаб переселения и неготовность многих регионов к дополнительной социальной нагрузке создают конфликтный потенциал. В полной мере он может проявиться в случае дальнейшего ухудшения экономической ситуации. Кроме того, в некоторых регионах местное население уже выражает недовольство «чрезмерными благами», выделяемыми беженцам.
Среднеазиатская миграция постепенно становится одной из наиболее острых проблем в силу повсеместного проникновения и колоссальных масштабов. Государственные инициативы по социальной адаптации трудовых мигрантов не решают таких хронических проблем, как наркотрафик из Средней Азии, высочайший уровень преступности среди мигрантов, особенно нелегалов, конфликты между гастарбайтерами и т.д. Прогнозируемое ухудшение социально-экономической ситуации еще больше обострит эти проблемы.
Так называемая этническая преступность остается предметом ожесточенных дискуссий. Многими экспертами не признается в принципе этнический характер противоправной деятельности тех или иных ОПГ. Вместе с тем констатируется, что объединение преступников по языковому критерию (или по принципу землячества) и выбор жертв исключительно среди чужаков по сути совпадают с этническим делением.
Экспансия радикального ислама остается мощным дестабилизирующим фактором. В последние полгода еще сильнее обозначилась тревожная тенденция проникновения исламского фундаментализма не только на Северный Кавказ и в Поволжье, но и в немусульманские регионы с высоким уровнем межнационального напряжения, в первую очередь в ХМАО.
Серьезная озабоченность национальным вопросом, демонстрируемая федеральным центром в конце 2013г. – начале 2014г. (вызванная пугачевскими, бирюлевскими и другими событиями), сменилась успокоенностью на фоне консолидации российского общества перед лицом «внешней угрозы». По мнению некоторых экспертов, именно этим (наряду с оптимизацией бюджетных расходов) объясняется упразднение Минрегиона, ответственного в том числе за нацполитику.
Неявным, но значимым фактором межэтнической напряженности остается фактическое неравноправие «равноправных» по Конституции субъектов РФ, которое выражается в специфическом распределении средств федерального бюджета, а также в ощутимой разнице между уровнями реальных полномочий глав некоторых республик с одной стороны и губернаторов большинства регионов – с другой.
В связке «местные-приезжие» каждая группа воспринимает себя ущемленной по этническому признаку. Так, причинами массовых протестных акций неоднократно становились преступления, совершенные выходцами с Кавказа, и убежденность местного населения в лояльности правоохранительной и судебной систем к таким преступникам. В то же время многие представители северокавказских сообществ убеждены в несправедливом отношении к себе и своим землякам со стороны полиции и более лояльном – к русским.
Многие эксперты негативно характеризуют систему негласного этнического квотирования должностей в национальных республиках, в то же время заявляя, что отказаться от нее в настоящее время не представляется возможным, так как эта практика позволяет достичь хотя бы хрупкого общественного согласия.
В ряде регионов преобладающей формой межнациональной розни стал интернет-экстремизм, с которым весьма энергично борются компетентные органы. Фигурантами многочисленных уголовных дел по известной 282-й статье становятся, как правило, подростки и молодые люди, размещающие в соцсетях ролики, фото и комментарии ксенофобного характера. При этом мера наказания за одни и те же правонарушения в разных регионах может сильно отличаться: символический штраф, крупный штраф, административный арест, условное или реальное тюремное заключение.
Все более серьезной проблемой становится дефицит в ряде национальных республик учителей русского языка, являющихся его носителями. Плохое знание языка межнационального общения влечет целый ряд проблем, связанных с интеграцией в общество: во время службы в армии, при трудовой миграции в другие регионы, при усвоении норм поведения в местных сообществах.
Сохраняется тренд на увеличение числа конфликтов между организованными группами, сформированными, с одной стороны, по принципу этнической идентичности (диаспоры), с другой – по принципу общего хобби, рода занятий, идеологии (футбольные фанаты, байкеры и пр.).
Экстраполяция конфликтов в регионах происхождения мигрантов на их взаимоотношения в России прослеживается в разной степени. Для выходцев из Закавказья это почти не характерно. Причин здесь может быть несколько. Во-первых, данные мигранты зачастую не занимаются тяжелым неквалифицированным трудом, а занимаются бизнесом, соответственно, цена конфликта для них (в результате, например, увечья либо депортации) заметно повышается. Что касается мигрантов из Средней Азии, то, говоря о взаимоотношениях между ними, большинство экспертов сделали вывод, что экстраполяция конфликтов велика.
Этнократические режимы в национальных республиках формируются скорее не по этническому, а по земляческому принципу, соответственно, этническая принадлежность для региональных политических элит играет гораздо меньшую роль, чем представляется. Отношения в политической элите являются патрон-клиентскими и требуют подтверждения лояльности друг другу, соответственно, этническая близость может уступать близости семейной, клановой, земляческой и иной. А это означает, что представители титульных этносов вытесняют друг друга с привилегированных должностей с такой же интенсивностью, как и представителей других этнических групп.
В большинстве регионов с непростой этноконфессиональной ситуацией отсутствует внятная национальная политика, местные власти демонстрируют реактивное управление, устраняя «симптомы», а не «причину болезни». В значительной степени это обусловлено существующим на федеральном уровне негласным табу на откровенное обсуждение межэтнических проблем. Предметная дискуссия чаще всего подменяется ритуальным воспроизведением догмы о многонациональном характере России.
http://club-rf.ru/thegrapesofwrath/02/
"...Неявным, но значимым фактором межэтнической напряженности остается фактическое неравноправие «равноправных» по Конституции субъектов РФ...
ОтветитьУдалитьМногие эксперты негативно характеризуют систему негласного этнического квотирования должностей в национальных республиках, в то же время заявляя, что отказаться от нее в настоящее время не представляется возможным, так как эта практика позволяет достичь хотя бы хрупкого общественного согласия..."
Наконец-то показались первые признаки строгания с места обледеневшей проблемы. Но "многие эксперты", которые дают тон статье подходят к очень даже запутанной проблеме не всеохватно... Что-то они упускают полностью. Создается впечатление,что управленцы не могут дойти до сути проблем... А по моему, все это, - предпожарная обстановка, - держится специально, чтобы в любое нужное время зажечь фитиль самим, энтим фиговым управленцам... А то бы что стоит утрести конфликтную якобы обстановку между татарами и башкирами в РБ? А если вдуматься, такая обстановка между ли этими двумя народами. Татары думают, что конфликт вовсе не между ними и башкирами, а между ними и чиновниками РБ, которые не смогли до сих пор уравнять меду тремя крупными народами права на национальное развитие...
А кто из этих двух оставшихся народов не будет согласным на равноправие, тот берет на себя звание шовиниста... Навряд ли они захотели бы называться так...
7 октября 2014 г., 20:22 - Башкиры могут быть равными с татарами в Татарстане, с русскими в Иваново.
УдалитьНо не с понаехавшими и гастарбайтерами. Тем более с приползшими на коленьях потомками детоубийц.
Здесь Башкортостан! Если ты тупой!
Анонимный 23:08.Знают ли что нибудь о темясовских в Иваново не знаю, а вот в Татарстане если тебя поймают, говори как в том самом анекдоте, что ты почти тот же татароманкурт и торгаш в одном лице, только очень и очень дикий.Тогда, уверен,. сойдешь за равного.А не скажешь, сойдешь за гастарбайтера, так как темясовских там не жалуют.
УдалитьПока управленцы будут назначаться не по уму и способностям,а по принадлежности к "титульным" порядка не дождемся!
ОтветитьУдалитьДурачок! Может немцев в Иваново позвать чтоб покамондовать, они уж точно поумнее чем местные!
УдалитьИ ты приблудный не распоряжайся тут за башкир!
А чем "за башкир" можно распоряжаться? У башкир же ничего нет, кроме воплей о том, что они "оккупированные", неужели представителя башкирнаци популяции решили, что за них будут вопить про башкирские несчастья?
УдалитьНе КРЯкай, РПКР!
ОтветитьУдалить