Темное прошлое. Очерки из истории колонизации Башкирии

"Очерки из истории колонизации Башкирии" Петра Федоровича Ищерикова являются библиографической редкостью и ценной находкой для истории Башкортостана. Автор как историк, археолог и краевед в популярной форме рассказывает о завоевании Башкортостана, о первых русских крепостях на исконной земле башкир и приводит неопровержимые факты массового расхищения башкирских земель.

Впервые брошюра была издана в 1933 году Башкирским государственным издательством, при ее переиздании сохранены стилистика, орфография и особенности изложения, присущие тому времени.



ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

I. Завоевание Башкирии и цена сказки о добровольном подданстве

II. Бирск - первый русский город-крепость в Башкирии

III.. Основание Уфимской крепости

IV. Уфа в седой старине

V. Некоторые факты из истории колонизации Башкирии

VI. Накануне массового расхищения башкирских земель

Источники

ПРЕДИСЛОВИЕ

Литература о Башкирии и о башкирах достаточно велика. Однако пользование ею для широких масс трудящихся Башкирии представляет большие трудности. Эта литература имеется или в единственных уцелевших экземплярах, из книгохранилищ выдается для чтения только в них, или выпускалась в малых тиражах и слабо распространена. В значительной своей части литература эта представляет исключительно специальный интерес и разбросана во множестве изданий, которых краевая библиография достаточно еще не охватила, не разработала и не отметила материалов, касающихся Башкирии. Популярной же литературы о Башкирии чрезвычайно мало, почти нет.

Исследовательская работа по литературным и архивным материалам о Башкирии представляет огромный интерес. Еще так много не открытого - особенно об истории борьбы башкир за свою независимость, о политико-экономических условиях, в которых слагалась история башкирского народа и протекала колонизация Башкирии.

Ждут полного марксистского исследования эпопеи борьбы башкир за свою свободу против вторжения московского торгового, а позднее - промышленного капитала, против колонизации Башкирии со всеми ее последствиями, которые бесповоротно смогла ликвидировать лишь Октябрьская Революция. М. Н. Покровский особо отмечает борьбу башкир и народов Кавказа - упорность и ее героизм (предисловие к чешскому переводу "Истории России в сжатом очерке").

Печатавшиеся в разное время мои популярные очерки по истории Башкирии, частью вышедшие в этом сборнике под общим заголовком - "Из истории колонизации Башкирии", имеют целью дать (хотя очень сжато) освещение эпохи первой половины колонизации Башкирии, а также рассеять легенду о добровольном подданстве башкир "белому царю", легенду, которой оперировали, принимая без оговорок от дворян-историков, ряд авторов, выступая в печати по истории Башкирии.

Не включая в сборник ряда очерков по истории Башкирии, как недостаточно связанных по теме с очерками сборника, автор, поместив очерк "Основание уфимской крепости", оставил в сборнике и очерк "Уфа в седой старине", как дополняющий первый, хотя и мало трактующий колонизацию Башкирии.

В настоящую брошюру по ее размерам совершенно было невозможно включить очерки о башкирских восстаниях. Они требуют особого труда и отдельного издания, как и "эпопея" беззастенчивого расхищения, грабежа башкирских земель, а также эпоха крепостного права в поместьях на башкирских землях, розданных царским правительством дворянам или безнаказанно ими захваченных.

АВТОР

^ I. ЗАВОЕВАНИЕ БАШКИРИИ.

«ЦЕНА» СКАЗКИ О ДОБРОВОЛЬНОМ ПОДДАНСТВЕ

Нет никаких исторических данных, кроме голословных "записей" дворянско-царских историков о том, что башкиры "добровольно" приняли русское подданство. Наоборот, история из уст самих "государевых слуг" говорит о том, какие жертвы понес башкирский народ в борьбе с завоевательно-колонизаторской политикой царско-помещичьего московского государства.

Башкиры во времена Ивана Грозного жили в приуральских степях, лесах, занимались скотоводством, звероловством, водили пчел. Сильно разоряли башкир непомерными поборами соседние Казанские и Сибирские ханы. В свою очередь разоряли поборами башкир и свои ханы, князьки.

Богаты рыбой были реки и озера. Много ценного зверя было в башкирских лесах - соболей, куниц, лис, медведей и прочих. Горы таили несметные нетронутые богатства - руды, драгоценные металлы. В степях привольно можно было разводить табуны скота.

В пятнадцатом столетии московское торгово-феодальное государство, продвигаясь на восток, покорило Казань. По взятии Казани, царь Иван Грозный приказал разослать по всем "улусам" жалованные грамоты '"черным ясачным людям" (для ханов и царей, "белых московских", покоряемые народы ничем иным не были, как лишь "ясачными" данниками). В царских жалованных грамотах "ласково" "черные ясачные люди" "улещались", чтобы они шли к нему (царю) "без всякого страха, он их пожалует и они бы платили ему ясак, как и прежним казанским царям".

Побежденным силой оружия деваться некуда: первыми прислали к царю челобитчиков - оставшиеся недобитыми посланными царем "воинами" "арские люди и луговая черемиса" (Соловьев. Ист. Росс. Т. VI, стр. 111). Дальше их оказались от "высокой государевой руки" башкиры. Были они в тревоге, ожидая прихода завоевателей, готовили сопротивление. И только позднейшие русские дворяне-историки "из лести к короне" из пальца высосали, что башкиры "приняли" московское подданство. Утверждая это, они сами же подтверждали обратное.

Вот что говорит, например, о покорении Башкирии один из уфимских историков-дворян Рычков в своем сочинении 'Топография Оренбургской губернии", которое он писал в 1760 году, т. е. через две сотни лет после того, как Иван Грозный послал свои "жалованные грамоты" в улусы.

"Как царь Иван Васильевич в лето 1553 (Казань взята в 1552 г. Очевидно, Рычков рассуждает о дальнейших "победах" и одолениях, которые продолжались и после 1552 года. - П.И.) Казанское царство взял и оным совершенно овладел, то спустя года с три оные башкирцы, видя с казанскими татарами добропорядочные поступки (об их "добропорядочности" скажет ниже иное сподвижник Ивана Грозного князь Курбский. - П.И.) и невозможности более терпеть чиненные им от сибирских ханов и от кайсак (киргизов. - П.И.) притеснений, в Российское подданство пришли".

Даже дворянин-историк Рычков дал этому "факту" очень растяжимое понятие: "пришли", но не "приняли российское подданство". Более позднейший дворянский историк, один из "предводителей" уфимского дворянства - Новиков В. А. в "Сборнике материалов для истории уфимского дворянства", изданном на основании многих новых исторических материалов в 1878 году, т. е. уже через 118 лет после рычковской "Топографии", говорит:

... "Башкиры приняли (были "завоеваны ". - П. И.) русское подданство после следовавшей за взятием Казани пятилетней (а не спустя года с три, как утверждает Рычков. - П.И.) опустошительной войны московских воевод, посланных для усмирения народов, от казанского царства зависевших, под влиянием страха, наведенного на инородцев царскими воеводами".

Свой "Сборник" уфимский предводитель дворянства Новиков издал, имея досужное время, исключительно для собственного удовольствия и только на дворянскую "потребу", поэтому и идет перед своими "братьями-дворянами" еще на большие откровенности. Конечно, преданный слуга "престола" дворянин Новиков читал и историка, ярого монархиста Карамзина. В его "Истории государства Российского" (в томе VIII, гл. V на стр. 135) Новиков отыскал кое-какие указания и о покорении Башкирии. Выписки оттуда он начинает цитатами из "Истории великого князя московского - князя Курбского о том, как московские воеводы громили "князей и воинства басурманские", "введя в захваченные земли", "вяще, нежели за тридесять (тридцать) тысящей воинов) по шестом лете" (после покорения Казани. Разрядка моя. - П. И.).

Поход воевод с огромной по тому времени армией, имевшей огнестрельное оружие - пищали и пушки, показавшей свою грозную силу, взорвав казанские стены порохом через подкоп, и знавшей новейшее искусство ведения войны - естественно, вызвал страх среди покоряемых народов, не имевших иного оружия, как лук, копье и нож, которые и через двести лет все еще являлись главным оружием башкир (например, во время пугачевщины).

Московские воеводы мечем и огнем покорили не могущих оказать сопротивление туземцев, а если они местами и пытались встать на защиту своей родины, - "гоняху за ними, аж за Уржум и Мешь реку, за лесы великие и оттуда аж до Башкирска языка, иже по Каме реке вверх до Сибири протязается, и что их было - осталися в живых те покоришася ".

Новиков откровенно утверждает: "Естественно, что поражения инородцев, о коих говорит Курбский ("бо тогда больше десяти тысящей воинства басурманского погубихом с атаманы их"), скорее могли заставить башкир обратиться с "челобитием" к русскому царю, а не вера в "добропорядочность" поступков с побежденными казанцами. То же думал и Карамзин на основании приведенной им выписки, относящейся к 1557 г., в которой говорится: "А из Казани писал... что Енебяк с товарищи добили челом, а башкирцы ясак поплатили". Это, говорит Новиков, "что самые отдаленные башкиры приносили дань, прося милосердия". Иван Грозный в духовном завещании своем, написанном между 1572 и 1578 гг., поручает сыну своему казанское царство уже "с Башкирдою" (Карамзин Т. X., примеч. на стр. 159).

Показав огнем и мечем покоренным народам, до отдаленного "Башкирска языка" "высокую государеву руку" царя белого московского, воеводы, наконец, увели свою армию из опустошенного края. Почти двадцать лет не возобновляли московские бояре новых попыток похода в Башкирию для новых кровопусканий в разоренном и обескровленном крае. Дорого стоил этот поход и московской казне, и войску. Боялась Москва не одних убытков по снаряжению в поход большого войска и военных трудностей похода (без боя "инородцы", оказывается, дань добровольно не "поплатили" и в подданство "не навязывались"), но пугали московских воевод испытанные в походе "великие нужды" в незнакомой "дикой" стране. По признанию князя Курбского, войско московское претерпело голод и холод, не имея ни в походе, ни при остановках в пустынных местностях хлеба и жилищ, которых большой армии и не могло дать убегавшее в глушь при приближении завоевателей малолюдное, разбросанное на больших пространствах бедное население, само зависевшее только от щедрот природы - главным образом от скотоводства, звероловства и лишь кое-где, ближе к Казани (мордва и черемисы), скудно и первобытно занимавшееся хлебопашеством. Лишь в 1574 году в Башкирию, под охраной большого отряда стрельцов, явились снова московские "розмыслы" наметить передвигаемую дальше линию восточных крепостей. Тогда же и была облюбована и "обчерчена" Иваном Артемьевым отвечавшая стратегическим требованиям того времени позиция на реке Уфе и Белой Воложке, и заложена будущая уфимская крепость, достроенная по всем требованиям тогдашней техники через 12 лет, в 1586 году.

Исследовав исторические источники, оставленные верноподданными царя, дворянами-историками, приходится убедиться, что башкиры в московское подданство после покорения Казани не пришли добровольно, с особым челобитием для этого, и после "аж до башкирска языка" похода московских воевод с участием князя Курбского, так и остались только насильными данниками московского государства. Боярам - воеводам московских царей не одну еще сотню лет пришлось силой оружия добиваться в Башкирии "верноподданности".

Против захватнической политики московского правительства башкиры вели упорную борьбу, буквально поливая кровью каждую пядь отнимаемых царями своих земельных просторов.

^ II. БИРСК, ПЕРВЫЙ РУССКИЙ ГОРОД-КРЕПОСТЬ В БАШКИРИИ

Первый русский историограф Татищев считает, что город Бирск (вначале крепость) был основан прежде Уфы. Так оно, наверное, и было. Продвигаясь по суше и по рекам на восток, выдвигая все дальше крепостную линию, московское правительство, после покорения Казани, боялось зарываться слишком далеко от своей базы. Поэтому, распространяя свое влияние дальше, оно основывало новые пункты, новые базы, шаг за шагом продолжая завоевательную политику. Одной из таких баз и был город Бирск - первый русский город в Башкирии.

Основал город Бирск (крепость) боярин Челядин. Вначале город будто-бы так и звался - "Челядниным" и еще - селом Архангельским (по церкви - Михаила архангела). Когда Бирск назван своим настоящим именем (от речки Бирь) - неизвестно. Вероятно, наименование новых крепостей по названиям притоков Белой Воложки (древнерусское название реки Белой) имело в то время географическое значение, служило точным обозначением достигнутых на востоке рубежей на главной и наименее безопасной для завоеваний дороге - Белой Воложке (вспомним, что так же по рекам продвигался, завоевывая Сибирь, и Ермак).

До прихода завоевателей занимаемые рубежи были опорными пунктами обитавших в этих местностях исконных владельцев земельных просторов. Это доказывает и существование у Бирска, как и у Уфы, своего "Чертова городища", с такой, как в Уфе, легендой: о жившем когда-то ногайском хане и даже о "зиланде" (драконе), пожиравшем людей. Очевидно, бирская и уфимская легенды имеют какую-то тесную связь.

На месте теперешнего Бирска, на горе, над рекой Белой была основана боярином Челядиным сильная по тогдашним временам крепостца. Самое село Челяднино-Архангельское, в наказе царя Алексея Уфимскому воеводе Сомову 1664 г. - "а Бирь тож" (еще древнее - Абир) стояло недалеко от легендарного жилья ногайского хана, близ которого у реки Оторной, впадающей в Белую, и была прежде церковь Михаила архангела.

На бирском "Чертовом городище" сохранились остатки ногайского вала, идущего до городского кладбища, на расстоянии почти полутора верст. Вал сейчас не более аршина вышины, вследствие осыпания и размывов, и во множестве мест имеет прорывы.

В 30 и 60 верстах от Бирска есть известковые горы - Акбаш и Соколиная. На этих горах тоже имеются валы, только более высокие, чем у Бирска. Эти валы имеют круглую форму протяжением на Акбаше в 40 сажен, на Соколиной горе - в 34 сажени. Возможно, что и эти "городища" были опорными пунктами против дальнейшего продвижения русских. Такое же городище есть и у с. Байков, б. Бирского кантона, над рекой Байкинкой. На горе в 200 сажен вышиной находится круглый земляной вал без входа; в окружности он имеет 5 сажен, 50 лет тому назад этот вал еще был вышиной в 1 сажень. У ряда селений б. Бирского кантона находятся остатки таких же валов.

Пока завоеватели продвигались вперед и с опаской укреплялись на новых землях, в далеком тылу, на "богом данных" землях, обосновывались монахи, устраивая пустыни" - будущие монастыри. Но не всем им везло.

Опасно было и в тылу. Особенно непосчастливилось на башкирской земле основанному в 1596 году в б. Бирском кантоне Преображенскому мужскому монастырю.

…Село Березовка, Бирского кантона, расположено близ реки Камы. До русского нашествия здесь было "городище". Жили башкиры-вотчинники Осинской (Гаиной) дороги. Зная нрав завоевателей, бесцеремонно сживавших с насиженного места коренных обитателей, башкиры заблаговременно снялись с этих мест и перенесли свое жилье дальше, устроились, где теперь г. Оса б. Пермской губернии.

Прежде, чем русские заняли местность покинутого "городища" и начали здесь хлебопашество, сюда проникли два "черных попа" (монахи), один из Пошехонья, другой с Мезени. В двух верстах за рекой Камой они основали скит, а потом с "божьей помощью" взялись за постройку монастыря во имя Преображения и соловецких угодников. Вся эта местность, "лежавшая в пусте", по выражению официальных правительственных актов, отдана была московскому Саввину-Сторожевскому монастырю. Он переселил сюда своих крестьян, усердно помогая правительству в колонизации завоеванного края.

Иван Грозный, в ином месте и при других обстоятельствах не дававший "спуску" "живым мертвецам" -монашеству богатых монастырей, здесь, на берегах башкирской Камы, завоевателей в черных клобуках щедро наградил, укрепив за ними земли и рыбные ловли, да еще икону Николая "чюдотворца" прислал, отчего слобода и получила свое название. После она (тоже как и Уфа, и Бирск) получила более точное географическое наименование - село Березовка - по реке Березовке, впадающей в Каму. Однако, жители этой слободы были освобождены от податей только на 6 лет, чтобы переселенцы в чужом краю не разжились только в свою пользу, а помнили бы о царской "длани" (об этом говорится в хранившейся в Березовской церкви копии "писцовой" книги 1596 г., составленной по наказу Казанского воеводы, князя Ивана Воротынского).
Башкиры не ошиблись, видя в попах, монахах, церквях и монастырях сильный оплот московской колонизации. В 1663 г. "Уфимския башкирцы государево село Архангельское, а Бирь тож, и церковь божию... пожгли". А в один из башкирских бунтов и Березовский монастырь был сожжен. Бунт был жестоко усмирен, но правительство уже не находило нужным возобновлять монастырь: в Бирском крае московская власть уже укрепилась.

Саввин-Сторожевский монастырь получил задание: помочь правительству закрепить дорогу торговому капиталу дальше по восточной крепостной линии, до конечного, пока, ее пункта на правом фланге, еще южнее, до далекой уфимской крепости. Эта миссия была выполнена. Свою "обитель" московский монастырь Саввы-Сторожевского поставил и у стен уфимской крепости (в Старой Уфе, на том месте, где до революции был женский монастырь).

"Тарханная грамота" царя, которой особенно добивались монастыри, освобождала монастырских крестьян от государственных повинностей и суда наместников и воевод. Поэтому такие монастыри, как Саввин-Сторожевский, и были сильнейшими, по сравнению с боярами "помещиками". Однако, при помощи монастырей, укрепляясь в завоеванных областях, правительство данные монастырям "тарханные грамоты" соборным уложением 1649 г. отменило. К этому времени, кстати, монастыри были использованы собственно в колонизаторской политике уже более, чем достаточно. С этого времени роль "молельщиков" была сведена до верного лишь "послушания" во всем правительству.

Ряд крепостей-"острожевцев", являясь рубежами дальнейшего наступления на восток, был в то же время (Бирск, Мензелинск) заслоном Казанской области со стороны степи по Закамской линии. В 1744 году Бирск вошел в состав Уфимской провинции вновь учрежденной Оренбургской губернии. Еще в царствование Анны Иоанновны при сформировании ландмилиционых полков, в них было зачислено большинство бирских жителей, а крестьяне села Архангельского были выселены в разные места. Бирск, потеряв свое былое значение, стал маломощным.

Бирск не раз подвергался нападениям восставших башкир в царствование Алексея Михайловича, Петра I и Анны Иоанновны. Во время пугачевщины на защиту Бирска были присланы красноуфимские казаки, но они его не спасли: перебив их во время ночного нападения, пугачевцы легко овладели городом. В одной версте от Бирска в Калмыковском логу и похоронены эти казаки, оказавшие неудачное сопротивление Пугачеву.

Старые бирские архивы не сохранились. Много интересного из истории Бирска остается неизвестным. Но много о Бирске расскажут материалы, которые будут разработаны по исследовании хранящегося в Баш-центроархиве архива Оренбургского генерал-губернаторства, в состав которого Бирск входил уездным городом с 1796 по 1865 г. Много документов вообще о Башкирии в архивах Ленинграда, Москвы и соседних с Башкирией областей.

^ III.ОСНОВАНИЕ УФИМСКОЙ КРЕПОСТИ

"...А на Уфе, на Белой Воложке (древнее название реки Белой - П. И.) государь повелел город поставити что беглый из Сибири Кучум царь, пришед в государеву отчину в Казанский уезд, в башкирцы, учел кочевати и ясак (подать) с государевых людей с башкирцев почел бы имати и ныне государь на Уфе велел город поставити и людей своих в них устроити для оберегания Казанского уезда башкирцев и для того, что государевы люди города многие поставили в Сибирской земле. Из этого города на Белой Воложке казанским людям многим ходить в Сибирь. А тот город стал на дороге, да и потому, чтоб казаки беглые с Волги на Белую Воложку не ходили и нагайским улусам убытков не чинили..." ("Сб. материал, для истории Уф. двор." Новикова. Из наказа 1586 г. царя Федора посланцам к Ногайскому князю Урусу, заявившему протест против построения уфимской и других крепостей).

Исполняя повеления Ивана Грозного, воевода Иван Нагой в 1574 г. основал при реках Уфе и Белой "город" Уфу, который в 1586 г. был уже построен. Вначале это было ни что иное, как небольшая крепость с деревянною стеною на земляных валах с бревенчатым частоколом, с дозорными башнями и надежными, на случай осады, воротами.

Выбранное для основания города и устройства крепости место (пригорок у Сутолочного моста), по тому времени обнаруживает у воеводы Ивана Нагого недюжинные стратегические соображения. (Уфимская крепость ни разу за время своей истории не была взята осаждавшими, даже при осаде пугачевцами).

Сама крепость непосредственно защищена была, кроме земляных валов со рвом и бревенчатой стеной на них, широкой в этом месте рекой Белой с одной стороны (фронтально) и слева, на всем протяжении крепостного холма - крутобережной тенистой речкой Сутолокой (кстати, единственное в Уфе, сохраненное веками неизменно - лишь с русским искажением произношения, имя "Су-тилак" в переводе с ногайско-татарского значит "бешеная вода".) Об этом свидетельствуют изрытые, обвалившиеся крутые берега речки, и теперь еще бывающей в половодье и сильные дожди, порой буйные, несмотря на то, что загруженная в верховьях в жаркое лето Сутолока ("Сутолка", как ее сейчас зовут в Старой Уфе) чуть журчит по илистому дну, грязной пеной и сорной мутью, вливаясь в Белую.

Окрестный обширный плацдарм в петле прихотливо изогнувшихся рек Уфимки, Белой с сухопутным перешейком (меньше чем в три версты), обеспечивал и облегчал несение сторожевой службы крепостным дозорным постам от внезапного на крепость нападения.

С Уфимской крепостью держали летом связь вниз по реке (если нарушалась при осаде связь кратчайшая - сухопутная), крепостцы - "Городок" (в настоящее время выселок у Благовещенского завода) и Бирь (Бирск) с дальнейшей связью (по крепостной линии) до Казани и дальше до Московии.

Через 22 года после покорения Казанского царства Московская восточная крепостная линия выдвинулась еще дальше, захватив первым флангом линию у впадения реки Уфы в Белую.

В дальнейшем движении на восток Московское правительство, прокладывая дорогу торговому капиталу, позднее ставит крепости Орскую, Оренбургскую и др., пробивая дорогу в Туркестан. Уже из Уфимской крепости снаряжались посольства в Хиву и в "киргизкайсацкую орду".

Не прекращавшаяся захватническая политика Московского правительства дорогой ценой обходилась не только гарнизонам новых восточных крепостей, выдерживавшим многие кровопролитные осады, но и поселявшемуся в этих краях московскому "черному" люду, уходившему от непосильных тягот и бесправия крепостного рабства на далекие окраины государства. Искавшие свободы беглецы снова становились тягловыми рабами или верстались в казаки для несения пограничной, опасной и тяжелой, службы.

Зато новая "царевна отчина" сулила большие "прибытки" воеводам, приказным и прочему служилому цареву люду, присылаемому в Башкирию "для кормления" (толкуют это слово по-разному: и как производное от "кормчий" - управитель, и от буквального понятия - "кормиться").

Когда в окрестности Уфы на отнятых с многолетним "боем великим" у башкирцев угодьях появились поместья служилых "детей боярских", воеводских и "столбовых" дворян (занесенных в "столбцы" - дворянские списки), которых "жаловал" государь землею и "пойманными" беглыми московскими "душами", в это время большой помещик и "молитвенник" Московский Сторожевский монастырь у нового царя Михаила Романова сумел получить в "володение" 300 крестьянских душ с земельными угодьями. Сторожевские чернопоповцы основали около Уфы, близ самой крепости (где до революции был Благовещенский женский монастырь), Успенский мужской монастырь. Однако, первого же игумена монастыря, основателя его Авраамия, Уфимская крепость защитить во время очередной осады не сумела: монастырь подвергся нападению, во время которого игумен был убит.

В 1606 году в Уфу царем Василием Шуйским был сослан на воеводство и умер в ней бывший думный дьяк Афанасий Иванович Власьев, известный в царствование Федора Иоанновича и Бориса Годунова дипломат, а после - любимец "царя безвременного" или Лжедмитрия, сделавшего Власьева великим казначеем и подскарбием (министром финансов. - П. И.). Назначен был в заключение в Уфу царем Борисом Годуновым из опасной ему боярской фамилии и Иван Никитич Романов, отправленный потом в ссылку в Н.-Новгород.

После взятия Смоленска и мира с Польшей, в Уфу в 1654 - 1668 гг. на службу были посланы (вернее высланы) и смоленские дворяне или шляхта, а также жители завоеванных городов - Полоцка, Мстиславля и др.

На том месте, где теперь Старая Уфа, по Старо-Уфимскому хребту (древнее название "Тура-Тау" - "городская гора") с вершиной шиханом (утесы над Слободой быв. Золотухой, ныне Пугачевской), огражденному когда-то полноводной Сутолокой и быстроводной, глубокой Уфимкой, был в незапамятные времена Ногайский город с ханской крепостцой на крутой утесистой стремнине на "Лысой горе" "Чертового городища". На нем как раз и расположен ряд дач Уфимских домов отдыха им. Лутовинова.


Продолжение следует...