IV. УФА В СЕДОЙ СТАРИНЕ
У каждого древнего города есть свои легенды. В Смоленске, например, в соборе были выставлены на особом столике, обитом парчей с крестами, железные башмаки и копье, уцелевшие в течение веков и принадлежавшие какому-нибудь латнику короля Сигизмунда. От того же времени уцелела в соборе и католическая "каплица" - часовня. Однако, эти железные туфли и копье - предметы поклонения и "лобзания" верующих, так как поповская легенда гласит, что это остатки лат и оружия "великомученика воина Христофора", "на белом коне" с копьем отражавшего от стен Смоленских "несметные вражеские полчища".
Уфимская легенда "страшнее" Смоленской. По предположению одного из уфимских историков - Рычкова, название города "Уфа" в древние времена принадлежало ногайскому городищу,
находившемуся в нескольких верстах от первоначального местонахождения Уфы. Башкирский поэт т. Юлтый сообщает, что это древнее еще добашкирское название значит "болото". Действительно вокруг Уфы много озер и болот.
Бывший уфимский учитель, до революции, профессор Филоненко в свой приезд в Уфу в 1927 г. поместил в "Красной Башкирии" специальную статью "О происхождении слова Уфа". В статье он дает сводку научных мнений об этом слове: что это слово венгерское - означает постройки из новорубленных деревьев. По другому источнику "Уфа" - слово башкирское, значит - "темная вода". Другой исследователь производит слово "Уфа" от башкирского слова "уба"- гора, холм.
Профессор Филоненко считает, что "термин" Уфа - не русский, не башкирский, а доисторический, первобытный, племенной, который потом был принят и племенем башкир, не понимавшим его значения. А так как в те эпохи при смене населения какой-нибудь местности обычно было, что старые названия рек входили в употребление нового племени, но им не понимаемые, считались целиком именем рек и к ним прибавлялось определяющее слово на своем языке, например "Уфа-Идель" - "Уфа-река". Профессор Филоненко заключает, что все вместе "Уфа-Идель" может быть и значит "темная река", "темная вода", в особенности если принять во внимание цвет воды Уфы и Белой, и если допустить, что племенной тотемный (*) термин "Уфа" в более позднюю эпоху по воспринятому им обозначению краски или по случайному созвучию с термином этого порядка, обратился в прилагательное со значением цвета.
Историк Рычков, со слов башкирского старшины Кедряса Муллакаева, записал следующее предание:
"На месте Уфы, задолго еще до покорения Казани, находился большой город, тянувшийся на 10 верст по правому берегу реки Белой (Ак-идель), до устья реки Уфы.
Последний владетель этого города ногайский хан Тюря-Бабату-Клюсов жил в нем только зимой, а летом кочевал. Но скоро хану житья не стало в городе: повадился в ханский город змей дракон и начал пожирать подданных хана, а после возымел аппетит и на семейство хана. Удалых батырей-витязей дракон побеждал и пожирал за один присест. Георгиев-победоносцев и смоленских Христофоров в войске и среди телохранителей хана не оказалось. В страхе за свою семью и собственную жизнь, хан по добру по здорову перебрался из несчастного города на постоянное жительство на берег реки Демы.
Кроме ногайцев, Тюря-хан владел еще двенадцатью башкирскими (минскими - такое название сохранилось до сих пор) волостями: башкиры платили хану дань (ясак) медом, куницами и прочим добром. По завоевании московитами Казани, видя их намерение завоевать и Башкирию, Тюря-хан удалился на Кубань (в настоящее время ногайцы, главным образом, осели на С. Кавказе, но имеются на Кубани и в Крыму). Убедившись, что хана не видать, как своих ушей, и боясь крестной силы русской, дракон не замедлил навсегда скрыться в пещеру в горе, на которой было когда-то (над р. Уфимкой) ногайское "городище" с покинутой и разрушенной крепостью и "дворцом" хана Терегула на краю страшной стремнины над рекой Уфой".
На месте теперешней Уфы вся гористая местность называлась когда-то "Тура-Тау" (городская гора), а потом "Казаньтаф". Может быть, это новое имя дали покинутому ногайскому урочищу нашедшие приют у башкир и недолго (до захвата русскими) жившие здесь непримиримые противники Москвы - казанские беглецы, после покорения Казани покинувшие родину, в надежде вновь ее завоевать у царя московского.
Боясь башкирских нападений, с верой в крестную силу и в страхе перед нечистой силой, пришли основать при реке Уфе и Белой Воложке крепость московские стрельцы и служилые люди со своим воеводой. Сколько времени боялись шагнуть дальше крепостного рва: куда ни кинь глазом со стен или дозорной башни - трущоба непроходимая. А как узнали от "башкирцев" ясашных о змее лютом, уползшем в гору ближнюю, горячо молиться "зачали" об избавлении от "гада" страшного Георгию-Победоносцу с великомученицей Александрой, им из когтей другого дракона вызволенной. В притворе древней Троицкой церкви до последнего времени хранилась старинная икона, с написанием саженного змея. А урочище, в коем в пещеру уполз, притаившись, Змей-Горыныч, прозвали русские пришельцы жутко: "Чертово городище".
Староуфимские старики рассказывали когда-то легенды о "Чертовом городище", о старухе чародейке, сидящей там в пещере, над корчагами золота и серебра - кладом, скрытым колдовством от людей. О том, что из пещеры ход до реки и даже подо всей Уфой до жел. дор. линии (!). Ходили, говорят, встарь в эту пещеру, заходили далеко (когда еще не завалило ее оседающей землей). Пропасть будто бы там: связывали несколько вожжей - дна нет.
Легендарную пещеру на Чертовом городище завалило, осели скалистые своды. И только нет-нет услышишь о ней диковинные рассказы стариков.
От "дворца" ханского (а был он, наверное: следов таких немало уцелело в Башкирии) на "Чертовом городище" века выветрили в порошок каменные глыбы. Только вокруг, запирая поросшую травой почти треугольную площадку вершины горы, углом выдавшейся над рекой Уфимкой на стремнинной высоте, заросшей с боков лесом до речного берега, пересек основание треугольника площадки широкий и до настоящего времени еще высокий древний вал, густо заросший старыми дубами. За валом хорошо заметен и уцелел до сего времени полузасьпавшийся широкий ров.
В 1909 году недалеко от вала при рытье погреба на даче присяжного поверенного Озерецковского найден был первый древний могильник, из которого был взят только полуистлевший череп без нижней челюсти. Погреб вырыли в другом месте, а о могильнике сообщили в Москву. В 1911 г. археолог Гольмстен (она) и ее помощник, студент Эдинг на средства Уфимского семейно-педагогического общества производили первые археологические раскопки на Чертовом городище. Выкопано было несколько траншей по эту и по ту сторону вала; вырыта также траншея, пересекающая вал. Найдены, в результате этих раскопок, трухлявые обломки бронзовых украшений, бусинки, кольца и из проржавленного железа и бронзы предметы - наконечники стрел, копья, а также глиняные черепки с орнаментом первобытной ручной работы. Все археологические находки Гольмстен и Эдингом разобраны, разработаны. Часть их находится в Уфимском краевом музее.
В Московском историческом музее есть порядочный уголок с археологическими находками 1911 г. на нашем Чертовом городище. Гольмстен посвятила ему специальный научный труд, изданный в Москве в 1913 г. Археологические находки на Чертовом городище относятся к восточной культуре I—III веков нашей эры.
Что на месте теперешней Уфы действительно был в древние времена богатый и большой город (вероятно, торговый - Средней Азии с Сибирью), о чем говорит предание и подтверждается еще и тем, что в XVII веке при работах по проведению новых улиц разроставшейся Уфы найдено много древних могильников, в которых в изобилии попадали золотые и серебряные деньги и вещи. Хищническое кладоискательство погубило чрезвычайно много памятников уфимской старины.
В 1782 г. при постройке домов уфимского наместника и наместнических присутственных мест на месте б. архиерейского дома, собора, казенной палаты, губернского правления и казначейства - где теперь бактериологический институт, срыто до основания несколько бывших здесь курганов. Кроме костяков, оружия, монет, в одном из курганов, между прочим, был найден конский прибор из чистого золота. Находка эта наместником Якобием отослана в дар Екатерине II.
По утверждении в 1827 г. нового городского плана, во время земляных работ и позднее при добывании камня для мощения улиц разрыто много археологических памятников, могильников, погибших для истории. Остатки разрытых курганов имеются на месте теперешнего "татарского кладбища". В окрестностях Чертова городища уничтожено кладоискателями в XVII и XVIII веке до 20 курганов. Однако кладоискатели, разрушая могильники и интересуясь только золотом и серебром, ничего больше не касались. В 1923 г. на месте раскопок 1911 г. (на Чертовом городище) один учитель, находившийся в открытых только что домах отдыха нашел несколько наконечников стрел и костяной наконечник копья, а в 1928 г. бывший в домах отдыха студент рабфака передал в музей найденную совсем на небольшой глубине - под дерном - медную пряжку.
^ V. НЕКОТОРЫЕ ФАКТЫ ИЗ ИСТОРИИ КОЛОНИЗАЦИИ БАШКИРИИ
Московское правительство, устроив в далекой Башкирии Уфимскую крепость и при ней город, в первую очередь поспешило за всевозможные "заслуги" раздать окрестные земли посланным в Уфу "на государеву службу" служилым людям, включительно до "ратных людей" - стрельцов, пушкарей, казаков. "О праве собственности башкир на жалуемую землю не могло быть и речи" - признает уфимский дворянский историк В. Новиков в своих "Материалах для истории уфимского дворянства" (стр. 31).
Новые землевладельцы района крепости—б. Уфимского уезда, вытеснив с "жалованных государем" земель их подлинных хозяев - башкир, с землей, однако, управиться не были в состоянии, отвлекаемые боевой службой, грозившими на каждом шагу опасностями в завоеванной "государевой отчине" и не имея достаточной рабочей силы.
Беглых из Московии крепостных забирал в свои руки именитый служилый люд, "улещивали" "на тягло" монастыри, положив в своих поместьях начало земледелию. Мелкая же служилая челядь, чиновники, имея жалованные земельные угодия, жила по-прежнему только службой, пользуясь от земли разве только луговыми угодиями. Не всем, например, давались такие награды на пропитание за "заслуги", как стрельцу Дудкину, получившему "за раны" во владение по старой памяти, так и называемый до сего времени и находящийся в 4 верстах от города Уфы "Дудкин перевоз" на реке Уфимке. Таким образом, прапрадед существовавшей до последнего времени фамилии уфимских дворян Дудкиных снискивал себе пропитание по "царской милости" тем, что неся обязанности и дозорного стража, переправлял через реку на пароме на крепостную сторону башкир, ездивших к уфимскому воеводе по ясачным и прочим делам, облагая их за переправу особым ясаком - в свою пользу.
Плодиться и "заполнять" пожалованные государем земли пришельцам "белого царя" предстояло на многие "лета". А башкиры, покидая отнятые земли, родные кочевья без боя не отдавали, поливали их кровью завоевателей и своей так основательно, что московское правительство вынуждено было на смену убывавших непрестанно слать в Башкирию новые силы.
Безлюдье на необъятных земельных просторах, отнятых у башкир, продолжалось до XVIII столетия и даже в XVIII столетии. Крепостные, которых не хватало в громадных уфимских поместьях, несли неизмеримо большие тяготы, чем в центральных губерниях, малопоместных, но с большим количеством рабочих - крепостных рук. Тем и объясняется, что жестокая эксплуатация крепостных в поместьях Башкирии разразилась в особенно сильную в Башкирии кровавую расправу над помещиками в эпоху Пугачевщины.
Награждаемый правительством земельными угодиями за службу, раны и при отставке, а также, главным образом, в целях колонизации края и его начального оземледеления, служилый люд старался, как только мог, при обстоятельствах того времени, раздобыть сколько удавалось, рабочие руки: наймом (до поры до времени), а особенно прикреплением к своей земле "навечно" беглых крепостных или даже свободных крестьян, поселившихся в районе в разное время на свободных землях. Правительство, в свою очередь, давало служилому люду широкие права на закрепление "черного" люда.
Однако, захватывая башкирские земли, в своей колонизаторской политике Московское правительство продвигалось слабо, встречая на своем пути упорную против себя борьбу, так и оставшегося фактически непокоренным башкирского народа, на протяжении всей своей истории московского периода многократно поднимавшего грозные восстания, сводившие порой на нет все правительственные попытки колонизации.
Уже около двух веков шла колонизация Башкирии, а еще в 1760 году, по указанию местного дворянского историка Рычкова, писавшего в этом году свою "Топографию", за всеми собственно уфимскими, то есть служилыми по городу дворянами числились и в то время только 636 душ крепостных, "полученных частью из числа жалованных, вместо денежных окладов, крестьянских дворов, частью из "сходцев" - беглых людей из русских городов и уездов Московии.
Грозный отпор захватнической политике Москвы, который неоднократно башкирский народ выражал в восстаниях, сильно стращал и отпугивал служилый люд от "колонизации". Многие из них "не чаяли" из Уфы выбраться обратно на родину. Правительство вынуждено насаждать колонизацию насильственными мерами и над своими "колонизаторами" - просто-напросто ссылая их "навечно" на службу в Башкирию, и, кстати, избавляясь этой мерой, там, где надо, от политически опасных правительству, а равно преступных элементов. Достаточно указать на такие факты как, например, на ссылку в Уфу князя Репнина (Ключевский - "Боярская Дума") окончательно "проворовавшегося", будучи воеводой близ Москвы, потом на массовую ссылку целых полков Смоленской шляхты "черного" и "красного" знамени и жителей многих городов, присоединенных к Московскому государству после обратного получения Московским государством городов Смоленска, Мстиславля и др. в результате мира с Польшей. Наконец, ссылка царем Василием Шуйским на воеводство в Уфу правой руки низложенного и убитого царя Дмитрия Названного его великого казначея и подскарбия Власьева, умершего в Уфе.
Позднее - в 1730 году - в Уфу на губернаторство сослан в опалу сын известного Голицына, который вместе с Долгорукими пытался ограничить монаршие права императрицы Анны Иоанновны.
Большинство воевод и их служилых людей своими беззаконными поступками, грабежами и насилиями не раз вынуждали башкир браться за оружие. Восстания эти жестоко подавлялись, Башкирия заливалась кровью. И только под влиянием этих восстаний Москва обращала иногда внимание на беззакония уфимских властей. Так, один из воевод был за это даже сослан из Уфы в Сибирь. А уфимский воевода Сергеев, особенно зверствовавший и бывший причиной восстания башкир 1706 -1707 гг., был за это по указу Петра I вызван в Казань и там повешен.
Новиков дает в своих "Материалах" характеристику властей в Башкирии, приводя дословно описание управления Башкирией, например, воеводой Сергеевым.
"Очень известно, что возможность таких насилий не могла благоприятно повлиять на отношения инородцев к русским и укрепить в них доверие к русскому правительству, особенно, когда местные представители его злоупотребляли своими правами, чем особенно отличился бывший в Уфе с 1701 по 1706 год Сергеев. Вот что рассказывает Н. Попов в своем сочинении "Татищев и его время" о подвигах этого воеводы. "Воевода Александр Саввич Сергеев еще при въезде в Уфимскую провинцию, собирая с башкирцев многие подводы, дал знать о характере будущего управления своего. Явившись в самый город, он, по обычаю предшественников, объявил призыв выборным старшинам, батырам и тарханам башкирским; но не по обычаю для них устроил грозную встречу. Путь к воеводскому дому был уставлен пушками, какие нашлись тогда в городе, и строем вооруженных солдат: "и всех их мирских людей промеж таких храбростей провели".
Напуганные таким приемом башкирские старшины ударили челом грозному воеводе и подвели ему 22 лошади ценою в 409 рублей.
Сергеев этим не удовольствовался. Заявив себя ревностным приверженцем системы кормления, новый воевода выступил с небольшим отрядом для осмотра вверенной ему провинции. Башкиры, другие ясашники и сельчане, заслышав о путешествии своего отца и командира, бросали жилища по мере приближения к ним Сергеева, вместе с женами и детьми уходили в леса и степи. Много людей оттого померло, а пожитки их утратились. Воевода вернулся в Уфу и снова потребовал к себе выборных; те явились неохотно да и то немногие. Тогда рассвирепевший Сергеев велел собирать всякий народ с базаров, с улиц, с постоялых дворов, досталось и посадским. Заперев собранных в крепкий огород, он расставил кругом караул, выкатил из воеводских погребов не одну бочку вина и меду, и, положив в него зелья, неволею всех поил, кто и век свой меду и вина не пивали, а ежели - да кто не станет пить, тех, бив палками, поил насильно и они, напившись, лежали без памяти; и лежащих людей порохом обсыпал; солому под ними огнем зажигал, на руки свечи прилеплял, иным насыпав в горсти пороху, огнем палил; потом в тот же огород велел везти 10 пушек и стрелял из них до вечера, стращал тем, что велит всех вешать и рубить. Так продержал их с утренней зари до шестого часа ночи. И как они пьяные лежали, в то время расхаживая по огороду, он подходил ко всякому и, держа против солнца зеркало, рожи и головы им жег, а который тронется, тех еще поил, чтоб поморить. Так рассказывали впоследствии башкирцы присланным в 1720 году следователям. Но Сергеев не хотел поморить башкирцев: вся сцена эта была устроена для того только, чтоб взять с них сказки о выдаче его императорскому величеству 5,000 лошадей; да 1,000 беглых людей: они те сказки давали поневоле".
Колонизация завоеванного края проводилась тем медленнее, что московское правительство не в состоянии было из центральных районов поделиться с нарождавшимся помещичьим земледелием в Башкирии крепостной земледельческой силой, устремив все свое старание на то, чтобы удержать ее всеми мерами внутри государства - особенно в эпоху массового ухода крепостных на "понизовья", на Дон.
С этой ничтожной помощью правительства, московский ратный и служилый люд в колонизации башкирского края был предоставлен самому себе.
Имея мало, иногда даже одну, две, три или несколько душ крепостных, "колонизаторы" пользовались первым удобным случаем, чтобы заполучить на свои земли по договору хотя бы "вольных, гулящих" людей, почему-либо еще не закрепощенных. Договор с "вольными, гулящими" людьми заключался, конечно, "кабальный", являвшийся настоящим актом закрепощения, со всеми вытекающими из него последствиями, на неопределенное время, а при удобном случае для помещика - навсегда.
Акты того времени ярко свидетельствуют как, например, даже простой конный казак Подковыркин кабальным договором на 12 лет на неимоверно тяжелых условиях закрепостил "гулящего" (вольного) человека для работы на пожалованной Подковыркину земле (Новиков. "Материалы для истории уфимского дворянства").
Такова в очень кратком изложении, обстановка, условия, в которых в течение веков протекала колонизация Башкирии, породившая новые кадры помещиков - дворян и стрельцов Дудкиных и конных казаков Подковыркиных - пионеров будущего расхищения в XVIII и XIX веке башкирских земель, только к этому времени убедившимся окончательно в безнаказанности этого дворянством центральной России.
^ VI. НАКАНУНЕ МАССОВОГО РАСХИЩЕНИЯ БАШКИРСКИХ ЗЕМЕЛЬ
Перекочевывая в урочища, находившиеся до поры до времени вне близкого влияния завоевателей, башкиры упорно сопротивлялись против захвата земли и поругания своих прав. На протяжении всей своей истории, со времени покорения, вплоть до пугачевщины, Башкирию от края до края много раз охватывали грандиозные пожары восстаний, носивших ярко национальный характер и часто возникающих из незначительных местных возмущений.
Посылая в Башкирию, "на Уфу", военный и служилый люд, московское правительство рассуждало, что "они в Башкирде за заслужбы сами себе отыщут корм". Наиболее отличившихся в непрестанных сражениях с башкирскими "мужиками" (так башкир называют старинные правительственные акты) награждало отнимаемой у башкир землей.
В 16 и 17 столетиях всех дворянских фамилий в Башкирии насчитывалось лишь сто одна - поселившихся на жалованных за "заслужбы" землях. Однако, и даровой землей правительство не разбрасывалось: она была единственным ресурсом платы и награды для служилых людей в Башкирии. Правительство опасалось, как бы "не обкормить" царевых "рабишек и холопов", и награждало землей скупо, с большим разбором. Родоначальники будущих тунеядцев - Уфимских дворян, в те времена просто "служилые" люди, крепостных людей не имели и многие вынуждены были и сами в свободное от службы и участия в военных действиях время обрабатывать пожалованные угодия, чтобы прокормиться, поднимая целину девственных земель. Дальше сорока - пятидесяти верст от Уфимского "острога" из-за "башкирской страсти" земли не жаловались: боязно было. Волей-неволей, новоиспеченным дворянам приходилось и ближний лес корчевать. Иногда все труды понапрасну пропадали, когда приходилось бросать и избы, и поля хлебные, - и запираться в крепость, чтобы отбиться и отсидеться от восставших башкир, подлинных хозяев земли, пожалованной дворянам царем.
В дворянских челобитных этого времени непрестанно упоминается "о скудности" и бедности дворян, просивших награды за раны и разные "заслужбы". Часто награда за тяжелую рану и опасную службу выражалась лишь в паре рублей и 50 "четей" земли. Например, грамотой 7172 (1664) года "великого государя" дворянину Юрью Артемьеву за Уфимскую службу, за то, что он был "в посылке со стольником и воеводою с князем Дмитрием Волконским и на бою ранен, при даче ему учинено поместного 50 "четей" и денег 2 рубля". Другому Артемьеву - Матвею (только чином пониже) за тяжелую рану в 1701 году не дано и двух рублей, а пожаловано только 50 четей башкирской земли.
Из-за жалованной башкирской земли немало было споров и междуусобных неприятностей. Карт и планов угодий тогда не было и границы жалованной земли в грамотах неопределенно обозначались речками и по прочим признакам, вплоть до отдельных росших деревьев: "новокрещену Ивану Ивановичу сыну Кадомцеву в Уфимском уезде, дикое поле, порозжая земля (порожняя, пустая, "ничья" - П. И.) за Уфою рекою вверх по Таушу речке на педдесят четьи в поле"...
На отнятой у башкир земле вблизи крепости завладевшим дворянам, казакам и служилым людям так стало тесно хозяйствовать (а дальше уйти — опасно), что правительство не однажды посылало приказных разбирать и устраивать тяжбы на месте, во избежание того, чтобы от увеличения "междуусобных браней" "государевы люди" не стали бы плохо нести "государеву службу".
"Например, по царскому указу в 1674 году из Казани был командирован в Мензелинск городок (второстепенная крепостца) приказной палаты подьячий Анисим Чередеев. Он получил указ - "разбору своего смоленских казаков (высланных из Смоленска) пересмотреть", "отводить же земли от города всем равно и меж ними смоленскими и белопашенными казаками велено оградить и отмежевать, и столбы, и ямы, и грани поставить, чтоб меж ими впредь спору и челобитныя ни от кога не было - "из-за земли", что им дано около Мензелинского городка в валу (у крепостных валов) под пашню дикие поля и заросли, и залоги пашенные дубровы (лесные чащобы, с которых начиналось обычно построение крепостцы. - П. И.).
Не по себе чувствовали тогда себя и служилые земледельцы в Башкирии: пашет он землю, как будто и царем жалованную, а все же с опаской приходится, отирая за сохой пот со лба, оглядываться на соседний лесок, из которого того и гляди нападет башкирин разоренный, того и жди - стрела пернатая из лука башкирского просвистит в горб.
Оттого пытались "ладить" с прежними хозяевами-башкирами пришельцы: пищалью - для острастки, при новых завоеваниях земли, и "добром"- попытками добровольного прикупа у хозяев башкир соседних, удобных, но еще не отнятых угодий. Последнее было надежней: башкиры давши слово, выполняют его, позволяют пахать свободно (за плату).
Пошло было этому мирному "завоеванию" навстречу и московское правительство, но вскоре экстренно отменило и вот почему. Свободному башкирину все равно не кочевать на своей земле, недалеко от крепости. Уж лучше получить с захватчиков земли откуп, чем вскоре ее, уступая насилию, даром отдать. Не отдашь, все равно отнимут силой, ограбят. И вот, правительство не на шутку испугалось последствий от этой купли башкирской земли. Московское правительство еще не за было крестьянской революции времен "смуты" и с самого начала "державства" Романовых (патриарха Филарета и его сына Михаила) обратило сугубое внимание на прикрепление к боярским поместьям и монастырским вотчинам "вольных и гулящих людей, вносивших крамолу" в тягловые массы и в "черный люд". Недовольство народных масс существующим государственным строем и жестокой эксплуатацией помещиками-боярами и монастырями остро назрело и вновь "отрыгнулось" в царствование 'китайского" царя-деспота, сына Михаила Федоровича - царя Алексея.
Вольный и "гулящий", а за ними и крепостной, "черный" люд в Московии начал вдруг "таять" - уходить в вольные края, нарушая установившуюся земельную экономику государства. Отсутствие достаточной тягловой силы в поместьях ощутительно стало сказываться, грозя помещикам разорением. Потрясли государство сверху донизу известия - поднял на Москву голытьбу и казаков Стенька Разин, донской казак, объявивший беспощадную войну боярам - помещикам. Голытьба - крепостные всюду заволновались: и внутри государства, и на донских привольных понизовьях, и на окраинах государства, и в далекой Башкирии. И сюда, на восточную крепостную линию, в непокорные еще земли, пришли к Уфимскому воеводе Сомову тревожные царевы грамоты. Упоминалось о том, что "народцы" этих земель (ногаи, башкиры и прочие прикамские) еще во времена междуцарствия в "смуту", участие принимали в войсках Заруцкого (1).
История упоминает о связи революционного движения, поднятого Степаном Разиным, с бурно клокотавшим в Башкирии национальным освободительным движением. Эта связь была установлена через тех же русских "сходцев", а также через преследуемых в Башкирии наиболее враждебных правительству башкирских вождей и недовольных элементов и среди бежавших в Башкирию татар, черемис и др. Они воевали с Москвой под знаменем Степана Разина.
Не во всех русских видели башкиры захватчиков, колонизаторов. Беглецам из Московии, бывшим крепостным, наоборот, - давали приют в местах, безопасных и недосягаемых для воевод и их приказных. Московские "сходцы" в Башкирии спасались от помещиков и жестокого царского суда. Кроме того при нашествии московских войск под командою воевод (после покорения Казани) многие татары, арские люди, черемисы, чуваши и др. эвакуировались, ушли подальше от русского соседства в Башкирию. Поэтому завоевание Башкирии, покорение башкир проходило для Москвы в неблагоприятной обстановке - Башкирия была все время "ящиком Пандоры" - страной мятежной (самой по себе) и кроме того, вобравшей в свои просторы нашедшие в ней приют элементы, ненавидевшие московскую царско-помещичью власть, жившие страстной надеждой и, что только можно было делавшие к попыткам свержения московского ига.
Поэтому Уфимский воевода Сомов и получил от царя Алексея указ, строго-настрого повелевший: "учинить запрет крепкий башкирцам всех дорог и волостей, чтобы они вотчин своих и бортных и ни каких угодий русским людям и черемисам, и чуваше и татарам не продавали и в оброк не отдавали!... а то «и будут те им крепости не в крепости, а деньги пропадут даром." ("Сборник материалов" Новикова).
Этим запретительным распоряжением правительство преследовало цель - преградить путь в Башкирию московским и другим беглецам. Характерно, что кроме того, Уф. предв. двор. Новиков в своем "Сборнике" 1878 г. (стр. 42) утверждает, что "распоряжение это было также вызвано и злоупотреблениями русских служилых людей, захвативших в свое владение башкирские земли. Об этих злоупотреблениях было много башкирских челобитных".
Правительство Москвы, прежде всего, ограничивало указом "тишайшего" царя заселение Башкирии элементами, враждебными московскому влиянию в крае, правительство считалось с нежелательным для него фактом, что многочисленные беглецы, скрывавшиеся в Башкирии, в поисках спасения от русской власти (после завоевания Казанской, Астраханской и Сибирской областей) уже сильно увеличили население дотоле немноголюдной Башкирии (Фирсов Н. А. "Положение инородческого населения Сев. Восточн. России в Московском государстве").
Помимо часто возникавших башкирских восстаний, перед Москвой стояла еще взрощенная в Башкирии опасность. Это - попытки действительных и мнимых князей потомков ханов, покоренных народов - татар, чуваш, черемис поднять их, а вместе с ними и башкир, и беглых русских на борьбу с Москвой. Установлена связь башкир и их участие и в восстании, поднятом Степаном Разиным. ("Сборник материалов" Новикова, стр. 60-61 и др.).
Запрещение (купли земли у башкир) царя Алексея отменено было лишь почти через сто лет: в 1736 г., 11 января, указом императрицы Анны Иоанновны. Хотя этот указ разрешает даже "бобылям" покупать у башкир землю, однако, имеет оговорки: о непременной регистрации купли, о том, что акты эти можно "крепить" и записывать только в Уфимской и Исетской провинциальных канцеляриях. Затем, покупка земли разрешалась лишь у "верных и не приставших к воровству" башкир (не замеченных в восстаниях).
Положение в Башкирии к этому моменту изменилось в сторону укрепления Московского влияния и помещичьего землевладения, почему правительство и решило после этого указа усилить колонизацию Башкирии. Дворяне стали значительно богаче своих дедов, живших в условиях, о которых в наказе царя при назначении в Уфу воеводы Сомова говорится: "а над русскими людьми велеть смотреть накрепко, чтобы они заповедных товаров пансырев и шлемов самопалов и стрельных железцов и топоров и ножей... укладу и серы, свинцу, и зелья, и вина горючего... иноземцам не продавали... торг по-прежнему за рекою, где торговали прежде..., а в городе, и в остроге, в то время было бы людно, и бережно, и осторожливо, и береги того накрепко, и по острогу учинить сторожи крепки, что-б бухарцы, июргенцы, тезики, калмыцкие и ногайские люди с торгом - над городом и уездом в то время обманом какова дурна не чинили".
Наказ Уфимскому воеводе Сомову, таким образом, тоже устанавливает, что в это время (давно и прежде) Башкирия (Уфа) была известна как торговый пункт на путях торговли Персии (тезики) и Бухары с Сибирью, с Ургой (июргенцы) и Китаем. В наказе, между прочим, говорится о взимании "стезичных" (персидских) товаров таможенной пошлины, но на деньги покупка их запрещена - по-прежнему происходила только меновая торговля (на башкирских куниц, соболей и проч.).
Торговые сношения даже сильнейшего в Башкирии русского крепостного города производились не внутри его и не за крепостной стеной, а не ближе как за рекой. Очевидно, что нужда заставляла ратных людей, первых завоевателей, несмотря на строгое запрещение правительства, идти и на продажу оружия и доспехов (заведомо для вооружения противника, против самих же колонизаторов).
Разрешение в 1736 году свободной купли-продажи башкирской земли начало эпоху, помимо правительственной, свободной колонизации Башкирии, выразившейся впоследствии в самом беззастенчивом расхищении, грабеже башкирских земель и углублении царско-помещичьей колонизации. Уже через три года после этого указа - в 1739 году правительство узаконило права колонизаторов на захватываемые задаром башкирские земли.
Как протекало расхищение башкирских земель и о борьбе башкир против угнетателей и расхищения земель - в следующих очерках.
ИСТОЧНИКИ
(Основные материалы, которыми пользовался автор при составлении очерков).
Покровский М. Н. - Русская история с древнейших времен.
Ключевский - Боярская Дума.
Карамзин - История государства Российского.
Соловьев - История России.
Памятная книжка Уфимск. Губерн. 1883 г. Сост. Гурвич. Уфа.
Труды научного общества при НКП БССР, в. 2. 1922. г. Стерлитамак.
Новиков В. А. - "Сборник материалов для истории уфимского дворянства" 1878 г. СПБ.
Ефремов В. А. - Из истории Уфимского края. Уфимский край в конце XVI и в XVII в. в.Уфа. 1913 г. Отд. оттиск из "Вестника Оренбургского учебного округа". № 4, 1913 г.
Краснов В. - Исторический очерк Башкирии. "Вся Башкирия". Уфа, 1925 г.
Муртазин - Гражданская война в Башкирии.
Башкирский краеведческий сборник № 1-1926, г. Уфа.
Типеев Ш. - осн. этапы в истории национального движения в Советской Башкирии. Уфа, 1929 г.
Его же - Очерки из истории Башкирии Уфа 1930 г
Б. С. Э.
Брокгауз, Ефрон - Энциклопед. словарь.
Энциклопед. словарь. Гранат.
Проф. Никольский Н. М. - История русской церкви.
Каменев С. А. - Церковное просвещение в России.
Журнал "Атеист".
Журнал "Антирелигиозник".
Газета "Власть Труда". Уфа, № 147-11 августа 1922 г. Ен. Краткий очерк из жизни башкир.
Газета "Красная Башкирия". Уфа, № 6, 8 января 1927 г. Проф. Филоненко. О происхождении слова "Уфа".
Фирсов Н.А.- Положение инородческого населения Сев.-Вост. России в Московском государстве.
Ремезов - Очерки дикой Башкирии.
Его же - Быль в сказочной стране.
Чурко - Исторический очерк Тамьян-Катайского кантона.
Еварестов, священ. Сказание об иконе Катайской божьей матери (из. с. Богородского, Уфимского уезда.)
Примечания
(*) Предмет первобытного религиозного верования, поклонения.
(1) Заруцкий - предводитель русского казачества в эпоху "смуты", участник поднятого Болотниковым восстания. После подавления "смуты" был настигнут правительственными войсками на р. Яике (Урале) и казнен в Москве - посажен на кол.
http://skachate.ru/istoriya/49189/index.html?page=4
Комментариев нет:
Отправить комментарий